Вавилов сладко потянулся, распрямляя затекшую спину, и встал. Хватит работать. Помыв руки, он отправился поужинать в вагон-ресторан. Приятно после трудных и опасных странствий вернуться к цивилизации, мчаться вот так в поезде, рассекая тьму — в чистоте и уюте, в полной безопасности…
И в тот же момент Вавилов вдруг почувствовал, что проваливается куда-то вниз, прямо под гремящие и повизгивающие колеса поезда!
Его спасла только ставшая уже рефлексом постоянная готовность к неожиданному. В последний момент локти Вавилова сами непроизвольно взметнулись, словно выросшие вдруг крылья…
Он повис на локтях над колесами на буферах вагона. Поджатые ноги его едва не задевали за шпалы, их больно секли, как пули, вылетавшие из-под колес камешки гравия…
Медленно, сантиметр за сантиметром, с огромным трудом подтянувшись на дрожащих, непослушных руках, Вавилов чудом выбрался из ловушки.
Оказывается, прицепляя вагон к ташкентскому поезду, забыли поставить переходные мостки…
«Ну, судьба кочевая! — покачал головой Николай Иванович. — Не знаешь, где и что тебя ждет. Поневоле станешь фаталистом».
Аппетит у него пропал. На нетвердых, словно чужих, ногах он побрел обратно в купе, где было так покойно и чисто…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ, в которой люди, хорошо знавшие Н.И.Вавилова, рассказывают о поразительных качествах его характера
Все, кто знал Николая Ивановича, отмечают его спокойное неколебимое мужество. Оно не покидало его в самые трудные минуты, не оставляло до конца жизни. Это мужество проявилось у Вавилова уже в юности. Когда его сестра Лидия, молодой микробиолог, умирала от черной оспы, которой она заразилась на эпидемии, он, каждую минуту рискуя жизнью, преданно ухаживал за ней до ее последнего слабого вздоха.
Таким он оставался всю жизнь. Вот что рассказывают люди, хорошо знавшие Вавилова.
«Ему всегда были глубоко противны слова «страх» и «усталость». И тем более он был строг в отношении к самому себе. Николай Иванович шел в буран в экспедиции на Памире, прекрасно сознавая, что любой неверный шаг приведет его к гибели. И на мой вопрос ответил очень просто и спокойно: «Ведь я был начальником экспедиции и должен был идти первым» (Л. П. Бреславец).
О вынужденной посадке в Сахаре, когда они всю ночь жгли костер, а вокруг расхаживал грозно рычащий лев, Николай Иванович рассказал только жене. Но его выдал донимавший некоторое время нервный тик левой стороны лица. Товарищи по работе стали тревожно расспрашивать о причинах. Пришлось рассказать им о пережитом приключении, а то оно, наверное, осталось бы неизвестным.
Всех поражали совершенно изумительная энергия и неутомимость Вавилова.
«В саратовские годы, как и всю свою жизнь, Николай Иванович работал чрезвычайно много. Летом он выходил в поле буквально с зарей, встречи со студентами на делянках начинались в половине пятого утра;… потом он работал весь день, и свет в его окне был еще виден в час и два ночи. То же было и в городе. Знаю, что зимой 1921 года, когда наступал «комендантский час», для Николая Ивановича доставали специальный пропуск для ночного хождения по городу.
Николай Иванович не прерывал работы и во время болезни. Летом 1919 года, живя на Гуселках, он заболел малярией. Не успевал еще закончиться приступ болезни, как он уже приглашал к себе то одного, то другого из студентов, расспрашивал о работе, давал указания. Приходившие всегда заставали Николая Ивановича за книгой или рукописью и с удивлением рассказывали, что он всегда принимал их одетым в «полную форму».
За годы пребывания в Саратове Николай Иванович сделал очень много» (А. Г. Хинчук, кандидат биологических наук).
Бывший старший научный сотрудник Института растениеводства А. Ю. Тупикова вспоминает, как однажды ей довелось странствовать с Николаем Ивановичем по туркменским полям:
«Ехать приходилось на арбе или телеге, часто далее не по дорогам, а по межам через арыки или идти пешком по изнурительному зною. Николай Иванович, казалось, не знал, что такое усталость. Попадая поздно вечером в какой-нибудь кишлак на ночевку, он еще отправлялся смотреть, как производят ночью полив, беседовал с жителями кишлака, расспрашивал об агротехнике, о семенах, о болезнях хлебов, а утром чуть свет уже осматривал сельскохозяйственный инвентарь, домашнюю утварь узбеков, фотографировал, писал дневник. Не знаю, ложился ли он спать, отдыхал ли. И часто мы слышали от него фразу: «Жизнь коротка, надо спешить».
Ее рассказ дополняет кандидат биологических наук Э. Э. Аникина: «Очень удивляло туркменов, как он мало спал, мало ел, мало пил, а ходил, писал много, хорошо платил и быстро, всего за полторы-две недели совместной работы научился понимать их язык».