Абиссинское нагорье высилось посреди саванны величественным неприступным замком. Приближаясь, горы становились все выше. Чтобы вскарабкаться на них, пришлось прицепить второй паровозик. Они пыхтели, выбиваясь из сил.
Поезд шел только днем. На ночь останавливались. И на первой большой станции Вавилов решил сойти. На границе никто документов у него не проверял. Но, может, случайно? Стоит ли искушать судьбу и дальше? В столице власти будут наверняка бдительнее. Надо начать сбор семян и растений уже сейчас. Даже если его потом выдворят из страны, он уже будет иметь хоть какое-то представление о ее растительных богатствах.
Наняв по проверенной традиции совсем небольшой караван, Николай Иванович двинулся по каменистой дороге, извивавшейся среди полей. И сразу начались открытия!
Пшеничные поля поражали невероятной пестротой разновидностей. И почти все оригинальные сорта, эндемики, не похожие на те, что видел Вавилов в других странах. Нашлась даже пшеница с какими-то сказочными фиолетовыми колосьями! Хлеб из нее по вкусу напоминал ржаной.
А багровый ячмень, поля которого издали можно было принять за цветущий мак!
Нигде больше в мире не встречались тэфф — мелкое просо, из которого получали превосходную муку для блинов, масличный нуг с черными семенами.
Вавилов радовался вдвойне, потому что эти находки окончательно подтверждали его теорию о горных центрах происхождения культурных растений. С каждым шагом становилось все очевиднее: в горах Абиссинии ему посчастливилось обнаружить еще один такой центр.
Новых видов попадалось так много, что вскоре все вьючные тюки оказались набиты колосьями и семенами. А ведь он обследовал лишь один Харарский район! Николай Иванович поспешил отправить в Ленинград сорок посылок, по пять килограммов каждая, и поехал в Аддис-Абебу с твердым намерением сокрушить любые преграды, но непременно исследовать всю Абиссинию.
Но преград, похоже, в самом деле не было, как и вокзала в столице Эфиопии. Просто поезд останавливался в чистом поле, возле города. Впрочем, вокзал был, пожалуй, не очень нужен, поскольку, кроме этой короткой линии, соединявшей столицу с портом Джибути, железных дорог в стране не было.
Неужели запреты и преграды существуют лишь в напутанном воображении европейцев? Пожалуй, слухи о них защищали страну от назойливых визитеров надежнее, чем наглухо закрытые границы…
Советского ученого пожелал увидеть и тепло принял сам регент — рас Тафари, будущий император Хайле Селассие. Николай Иванович подарил ему карту земледелия СССР, только что составленную молодым Институтом прикладной ботаники, и свою книгу о центрах происхождения культурных растений — на английском языке.
Рас поблагодарил, пообещал выдать открытый лист для свободного путешествия по всей стране, но выразил удивление: что привело ученого гостя в такую нищую страну, как Абиссиния?
— Пшеницы у нас бедные, плохие, — сокрушенно покачал он головой, — не то что в Америке. Вот мне подарили несколько колосков американской пшеницы, сейчас я вам покажу. Полюбуйтесь.
Рас вышел в соседнюю комнату и тут же вернулся, неся в руках несколько… початков кукурузы.
Открытого листа пришлось подождать. Видимо, чиновники были везде одинаковы — что в цивилизованных странах, что в пока отсталых. Они не спешили. Но Вавилов не терял времени зря, он проводил целые дни на базаре, закупая все новые редкостные образцы местных растений, и поскорее отправлял их в Ленинград. Базар здесь вполне заменял сельскохозяйственную выставку, на нем были представлены растения всех районов страны.
А вечерами молчаливые посланцы провожали его во дворец, где Николай Иванович рассказывал расу Тафари о Советской стране и Октябрьской революции. Он говорил по-французски, переводчик был не нужен. Всемогущий регент слушал Вавилова, приоткрыв, как ребенок, рот, точно волшебную сказку. Особенно его почему-то заинтересовали подробности краха Российской империи, отречения и ареста Николая II. Об этом Николаю Ивановичу пришлось рассказывать дважды, а рас задавал все новые и новые вопросы, время от времени приговаривая: «Ишши, ишши! Хорошо, хорошо!»
(Интересно, вспоминал ли император Хайле Селассие эб этом давнем разговоре, когда его самого постигла участь Николая II — и он тоже оказался свергнут? Любопытство его, пожалуй, было пророческим…)
Через десять дней в руках у Вавилова был открытый лист, украшенный пышным гербом с изображением льва, к зависти американской зоологической экспедиции, ожидавшей такого же документа уже пятую неделю. Ученый из Страны Советов торжественно провозглашался гостем Эфиопии, и всем местным властям предписывалось оказывать ему полное содействие, обеспечивать патронами и продовольствием, беспрепятственно пропускать всюду.