— Я, пожалуй, останусь до завтра.
Бросил в мусорную корзину смятое объявление и вошел в бильярдную.
Приятель Микуна, Франчишек Кожень, из игры вышел быстро и уселся в кресле, поставив рядом с собой бутылку коньяка и наблюдая за соперничеством на бильярдном столе.
Бильярд, однако, был лишь интермедией между тем, что произошло до сих пор, и тем, что должно было случиться. Ненависть отнюдь не ослепила Шу, наоборот — дисциплинировала, заставила мыслить спокойно и точно, как в лучшие годы, превратила в безошибочно считающий компьютер, которому были доступны, кажется, все тайны человеческой психики. Этот компьютер моментально зафиксировал первую слабость местного мафиози — мелочность, а затем и вторую, более существенную,— жадность. В процессе игры аппетит Микуна все возрастал, и Петру Грыничу оставалось лишь деликатно стимулировать этот процесс.
— Семерку в угол,— объявил Микун.
Шар остановился перед лузой, затем упал,
как будто сдунутый порывом ветра. Кондитер восторженно закатил глаза.
— И вы хотите у меня выиграть?! Здесь?!
Шу натер мелом конец кия, с абсолютной достоверностью изобразил, как он нервничает, после чего почти дрожащей рукой ударил.
— Кикс! — радостно прокомментировал Микун.
Грынич со злостью отставил кий в сторону и подошел к Коженю, который услужливо налил ему рюмку коньяка. Махнул ее залпом.
— Игра еще не окончена,— бросил он Микуну.
Тот закивал от восторга.
— Так, может быть, удвоим ставки? — двойной подбородок нетерпеливо задергался.
— Охотно,— с энтузиазмом согласился Грынич.
Потом они еще дважды повышали ставки.
Бильярдная закрывалась в восемь. Микун подсчитал пункты. Он выиграл пять тысяч с лишним.
— Нехорошо так обыгрывать гостя,— резюмировал он, пряча деньги в бумажник.
Грынич лишь вздохнул и покосился на задремавшего председателя, рядом с которым стояла пустая бутылка.
— Бывает.— На варшавского гостя было жалко смотреть.
Микун изучающе вглядывался в него.
— А если бы я вам предложил более мужскую игру?
Ради этого как бы между прочим брошенного вопросика он несколько часов потел на бильярде.
— Шахматы? — заинтересовался приезжий.
— Нет,— покачал головой Микун.— Покер. Настоящий покер.
— Я не умею,— угас гость и грустно развел руками, но, видя на лице кондитера явное разочарование, тут же добавил: — В очко я когда-то играл... В очко... Мальчишкой... В двадцать одно.
Микун потупил глаза, чтобы не расхохотаться, но тут же взял себя в руки.
— Очко?! Двадцать одно?! Очень хорошая игра. Мужская! — заржал он, затем обернулся и крикнул: — Франчишек, вставай! За работу!
Вилла Микуна очень напоминала ту, которая выставлялась на аукцион, но оборудована была с вызывающей для социалистического строя роскошью. Для игры предназначалась охотничья гостиная, посреди которой стоял огромный дубовый стол, по стенам — диван и три кресла. Два деревянных бара-близнеца отличались друг от друга лишь тем, что в одном были легкие алкогольные напитки: вина, ликеры и аперитивы, в другом — виски, водки и коньяки. Над диваном висели невероятных размеров лосиные рога, на ветвях которых сидели чучела различных птиц. Главным же декоративным элементом гостиной были рога оленей, развешанные по всем стенам. Из них также были сделаны ножки кресел, дивана и баров. В углу зала стояли охотничьи ружья: винтовка с оптическим прицелом, винчестер и три двустволки.
Очко — детская игра. Банкир по очереди разыгрывает партии с каждым из играющих. У кого количество очков окажется ближе к двадцати одному, тот и выиграл. Нельзя только набирать больше двадцати одного — сразу проигрываешь. Двадцать два и более — перебор. При равенстве очков выигрывает тот, кто держит банк. Банкуют по очереди. Вот и все.
Сначала, как водится, ставки были небольшими — происходил своего рода ритуал знакомства. Петр решил позволить игре течь своим чередом, то есть абсолютно стихийно, до тех пор, пока это будет возможно. Пусть пока все решает случай. Единственное, чего он опасался, как бы этот самый случай не выбрал его на этот раз своим баловнем: если весь вечер ему будет идти карта и вообще везти, то это может не только вызвать подозрения, но и лишить его возможности нанести решающий удар. И еще он интуитивно понимал, что парень-таксист в дальнейшем может быть ему чрезвычайно полезным.