Во дворе перед домом Юрек Гамблерский копался в своей «Волге». Услышав характерный звук приближающегося мотора, он еще глубже влез под капот. Рядом остановился голубой «мерседес».
— Где он? — спросил Микун через опущенное стекло.
— Так я его на вокзал отвез, он через час уже будет в Рогуве,— Юрек удивленно таращил глаза на короля города.
— Все в порядке,— буркнул Микун, давая «мерседесу» задний ход.
— А что случилось-то? — крикнул вдогонку Юрек.
— Ничего. Забыл попрощаться.
«Мерседес» рванул с места и тут же исчез за соседними домами. Юрек тщательно вытер тряпкой руки и захлопнул капот. После этого пару раз оглянувшись, он поднялся в свою квартиру.
Петр Грынич уже долго рассматривал ее, не решаясь даже внутренне, для себя, дать хоть какую-то оценку этому полуинтеллигентскому провинциальному гнездышку — он понятия не имел, как живет так называемый среднестатистический поляк. На подоконниках, всевозможных полочках и лесенках стояли горшочки с цветами, что придавало квартире вид весьма своеобразный. Все остальное было стандартным, штампованным, безликим: натертая до блеска горка с хрусталем, стол, четыре кресла, совершенно антикварное трюмо и вполне современная широкая разборная тахта, на которой валялась неубранная смятая постель. И все же в этой убогой и безвкусной квартире было какое-то тепло, некий особый аромат. Возможно, его создавали цветы, а может быть, едва заметные во всех мелочах следы прикосновения женской руки.
Юрек кашлянул в ладонь и оповестил:
— Уехали.
Петр с грустью посмотрел на него и неуверенно произнес:
— Уютно здесь у вас... Симпатичненько...
Молодой человек взорвался:
— Уютно?! Вы у Микуна хату видели? Да вы вот и сами хотели домик приобрести... И после этого вы мне смеете говорить, что здесь «симпатичненько»?!
Петр смутился.
— Ну, ну. Извините, пожалуйста, я вовсе не хотел вас обидеть. Мне просто вспомнилось мудрое изречение: «Не решетка делает тюрьму тюрьмой». Очень точно. А если перефразировать, то это будет звучать примерно так: «Не каждая хата это дом».
У Юрека не было никакого желания вдаваться в подобные дискуссии.
— Да что вы все об этом доме. Может, лучше о картах?
Великий Шу как-то бережно сдвинул разбросанную постель и присел на краешек тахты.
— Я уже старый человек и через кое-что в жизни прошел, кое-что повидал и испытал на собственной шкуре. Я тебе хочу сказать одну вещь. Она только на первый взгляд не имеет отношения к делу, так что постарайся выслушать меня внимательно. Запомни, что дом и жена — это свято. Парадокс в том, что каждому все это достается практически задаром, поэтому мало кто знает им настоящую цену,— Петр говорил с чрезвычайной серьезностью.
Молодой человек всматривался в него со всевозрастающим недоумением.
— Но какое же все-таки это имеет...
— Секунду,— оборвал его Грынич.— Сейчас объясню. У тебя есть дом. Какая бы ни была эта квартира, нравится она тебе или нет, но это твой дом. Представь себе, что мы садимся играть. По крупной. На все. Ты человек увлекающийся, и, допустим, в решающий момент ты ставишь свой дом, а я его выигрываю. Меня ведь называют Великий Шу, то есть Шу-лер. Смотри, что происходит дальше. У тебя дома уже нет, а у меня? Что есть у меня? Что я выиграл? Дом? Нет, мой мальчик. К сожалению, только стоимость квартиры. В злотых. Согласись, что это разные вещи. Дом вообще нельзя выиграть, понимаешь? Игра лишь дает иллюзию вот такого весьма сомнительного счастья: любые ценности заменяются денежным эквивалентом. Больше ничего.
Юреку уже несколько поднадоели разглагольствования этого странного человека, возможно, вообще несколько чокнутого. От нормального подобных речей не услышишь.
— И наоборот не бывает. Никогда,— закончил свой невнятный и бессмысленный спич Петр.
Юрек сидел молча, не зная, что предпринять, и тут ему пришла в голову хорошая мысль.
— Я сейчас кофейку сварю,— вскинулся он и выбежал на кухню. Он надеялся, что его гость опомнится, придет в себя и прекратит изрекать многозначительные двусмысленности.
Юрек принес кофе, они сели за стол.
— А ведь вы обещали кое-что...— начал он.