Армия, в лице временно командующего армией генерала Вержбицкого и командиров корпусов, отказалась по призыву генерала Лохвицкого после Хадабулакского соглашения порвать открыто с атаманом и заявила о своем единстве перед лицом общей опасности, но, конечно, едина не была – это было тактическим шагом, не более. Хадабулакский акт уронил престиж атамана даже у забайкальцев, и потому командование армией, заявив о единении, всячески старается забрать все в свои руки. Атаман, не имея поддержки ни в командовании, ни в армии, всеми мерами старается сойтись с армией и идет навстречу ей во всем. Командующий армией генерал Вержбицкий и командиры каппелевских корпусов становятся господами положения и добиваются различных мер по обеспечению армии на случай ухода из Забайкалья.
Внешне получается как бы полное согласие; на самом деле борьба за власть, за влияние в армии, наконец, за план действий продолжается. В борьбе за власть фактически взял верх как будто командующий армией – к нему прислушиваются и атаман, и новое правительство. Армия разбивается на несколько очагов в зависимости от того, куда клонится старшее начальство. Относительно дальнейшего плана, спокойствие на фронте и различные другие факты делают то, что нелепое стратегическое положение – растянутой в кишку вдоль дороги армии – перестает беспокоить. Начинается нажим на командование армией не только приостановить эвакуацию и устройство тыла, но даже вернуть обратно в Читу часть вывезенного.
Кажется, ко времени открытия Народного собрания в Чите туда переезжает командующий армией с частью штаба. Я не знаю всего, что там происходило, но, судя по отчетам о заседаниях и позднейшим событиям, генерал Вержбицкий направил всю свою деятельность к тому, чтобы завоевать доверие Народного собрания и из правительства сделать орган, считающийся во всем с армией, а не с атаманом, так как главнейший фактор в крае – это пришедшие каппелевцы и местные противобольшевистские силы, а потому всякое правительство должно прежде всего думать о судьбе армии. Отказавшись от открытого разрыва с атаманом, он при помощи Народного собрания предполагал избавиться от атамана как главнокомандующего; сентябрьский альянс его с атаманом после ухода Лохвицкого не был искренним. Как бы там ни было, но с открытием Народного собрания атаман должен был почувствовать, что у него нет поддержки ни в Народном собрании, ни в армии. Он, вероятно, просто распустил бы собрание или даже разогнал бы, но боялся, что это будет использовано против него.
В общем, начало октября в Чите проведено в разговорах об устранении атамана или о сведении его роли на нет. Армия в лице высшего командования не прочь поддержать этот шаг, если бы новое правительство не распространяло своих вожделений на полную власть над ней и на передачу золотого запаса. Запас же был в руках атамана Семенова под охраной бронепоездов. Единственным шагом правительства Народного собрания по умиротворению края были попытки сговориться с Верхнеудинском и амурскими властями; впрочем, с амурцами разговаривать хотели тогда, когда там готовились к нападению и потому делегация Народного собрания, направлявшаяся в Нерчинск, не была пропущена даже на ст. Зубарево.
В первых числах октября военная обстановка была такова. По данным штаба Дальневосточной армии, Верхнеудинская группа красных под командой Эйхе состояла из двух дивизий, пришедших из советской России, и двух дивизий местных формирований. Имелись сведения, что советские дивизии были не полного состава, а местные не закончили формирования, тем не менее численность этой группы определялась около 15 000 штыков и 3000 сабель. Амурская группа, по тем же данным, состояла из двух дивизий амурских формирований и конных партизанских отрядов. Эти дивизии тоже не были готовы. Численность определялась в 8000—10 000 штыков и 5000 сабель. Имелись сведения, что Верхнеудинская группа пытается установить непосредственную связь с Амурской группой. Последующие события показали, что связь была достигнута, и дальнейшие операции обеих групп протекали во взаимодействии.
Дальневосточная армия располагалась в прежних группах, то есть была растянута от станции Черновская до Мациевской, причем к октябрю совершенно ясно определилась тенденция держаться за Читу больше, чем намечалось раньше. Такого решения определенно принято не было, но целый ряд распоряжений свидетельствовал, что в Чите настроены оптимистически относительно своего тыла. Почти законченная по первоначальному распоряжению командующего армией генерала Лохвицкого эвакуация даже осуждалась, как преждевременная. В тылу, по распоряжению атамана Семенова и генерала Сыробоярского, как нового управляющего военным ведомством, появилась комиссия, затормозившая совершенно эвакуацию. Появились приказы «в 24 часа» разгрузить такие-то станции и вернуть эшелоны. Появились требования – вернуть некоторые учреждения в Читу.