Находясь в Маньчжурии, мы все время ожидали этого удара; но все же, когда были получены первые сведения из штаба 3-го корпуса, надеялись, что Читинской группе удастся выбраться вдоль железной дороги, а не крутить для выхода по степи через Акшу. Этим ударом были разрушены те иллюзии, что строились в Чите. История дальнейшего не интересна, хотя она полна драматизма для участников.
Вопрос об уходе из Забайкалья, в сущности, решен был давно, и едва ли правы те, кто мечтал создать в районе Даурии какой-то укрепленный плацдарм, Даурию превратить в крепость и здесь отсиживаться до бесконечности. Но само собой разумеется, что обдуманное, цельное проведение первоначального плана могло дать выигрыш времени и не поставило бы армию в столь скверное положение. Особенно скверно отразилось это на хозяйстве армии. Брошено много эшелонов, станции забиты, и их трудно разгрузить. Распоряжение о возвращении некоторых эшелонов в Читу, остановка отправки имущества в тыл – все это создало хаос. Кроме того, как только определилось наступление красных и отход белых, начались захваты в полосе отчуждения КВЖД всякого армейского имущества под самыми разными предлогами.
Японская военная миссия на ст. Маньчжурия (полковник Изомэ), конечно, заявила протест против нарушения верхнеудинским командованием соглашения, но это были только слова, которые никого не испугали. «Напали-де партизаны – возмущенный народ, стихия, мы ни при чем» – так в общем ответил Краснощеков-Тобельсон, глава ДВР. Китайское командование на ст. Маньчжурия, в общем расположенное к нам, не могло, конечно, допускать свободного распоряжения русских военных властей на ст. Маньчжурия; не могло оно и справиться со всеми нахлынувшими вопросами; прибывали беженцы из разных районов, тыловые учреждения армии, семейства, эшелоны с грузами военного значения и т. д. Стоял вопрос – что же дальше, если армии придется перейти на китайскую территорию, где, конечно, будет предложено разоружение.
Прилетев на станцию Даурия, атаман Семенов объявил по телефону о принятии им на себя непосредственного управления войсками, находящимися в связи с тылом: начальником штаба временно пригласил случайно прибывшего в Даурию генерала Сукина[55]. Войскам поставлена задача помочь Читинской группе присоединиться к остальной армии; в дальнейшем намечено сосредоточение всех сил в районе Борзя – Даурия. Необходимость удерживать ст. Борзя вызывалась наличием вблизи ее каменноугольных Харанорских копей, снабжавших углем железную дорогу, и нахождением на ст. Борзя последнего паровозного депо (до ст. Маньчжурия).
Постановка задачи в этой обстановке была правильной, но такова была атмосфера в армии, что приказ главнокомандующего генерал Молчанов считал узурпацией его прав, так как заместителем командующего армией он считал себя. Атаман же в операции до сих пор не вмешивался. Генерал Молчанов чуть ли не прислал резкую телеграмму, критикующую распоряжения атамана. «Сами знаем, что надо делать» – вот смысл телеграммы. Особенно критиковалось указание атамана о распределении сил для выполнения задачи.
К выполнению этой задачи части могли приступить только с вечера 22 октября, но и то не всеми силами. Части 2-го корпуса 23 октября из Оловянной повели наступление на Агу и утром 24-го заняли ее;
продолжая движение на Моготуй, 25-го заняли эту станцию, и здесь к частям 2-го корпуса присоединилась части сил, отрезанных ранее атакой красных. 3-й корпус генерала Молчанова не выполнил в точности того, что было указано атаманом; задача им была решена по-своему – часть сил оставлена в Борзе, которая укреплялась, а только небольшая часть была направлена на северо-запад на Верхний и Нижний Широнай. Это шевеление частей 2-го и 3-го корпусов вызвало переброску войск красных от ст. Зубарево долиной реки Онон в направлении к железной дороге. В дальнейшем опасения за тыл частей 2-го корпуса вызвали распоряжение о приостановке наступления их.
25 октября возвратился с разведки летчик, который 23-го был над Читой и видел там на площади красные флаги; южнее Читы он проследил движение двух войсковых колонн в направлении на Дарасун – видимо, это были наши читинские части. Атаман отдал приказ об отводе войск на восток; 2-му корпусу приказано отходить, удерживая арьергардами реку Онон до 29 октября; 3-му корпусу в общем оставаться в прежнем районе и обеспечивать себя с севера, а 1-му корпусу занять конницей Цыган-Олуевский и Сактуй.
26 октября 2-м корпусом была установлена связь с главной колонной генерала Бангерского, которая пришла в этот день в Агинское, направляясь на Цасучаевскую и Чиндантскую переправы через Онон. Командующий армией со штабами и небольшими прикрывающими частями спустился южнее, направляясь на Акшу. В дальнейшем намечалось, по мере отхода Читинской группы, вывести весь 2-й корпус в Даурию и туда же притягивать части Читинской группы, а Борзю удерживать частями 3-го корпуса. 1-й корпус должен прикрывать Даурию с севера и охранять железную дорогу до Маньчжурии.
55
Сукин Николай Тимофеевич, р. в 1878 г. Из дворян. Офицер с 1899 г., академия Генштаба. Полковник Оренбургского казачьего войска. В январе 1918 г. арестован за агитацию против войскового атамана. В белых войсках Восточного фронта; с 24 декабря 1918 г. командир 6-го Уральского корпуса, с 18 августа 1919 г. в распоряжении ВГК, с 30 августа 1919 г. в резерве чинов при управлении 1-го генерал-квартирмейстера при Верховном главнокомандующем, затем командир 2-го Уфимского армейского корпуса. Участник Сибирского Ледяного похода, до середины февраля 1920 г. начальник Северной колонны 2-й армии. С лета 1920 г. начальник штаба главкома всеми вооруженными силами российской восточной окраины. Орден Св. Владимира III ст. с мечами (20 апреля 1919 г.). Генерал-майор (30 августа 1918 г.). В эмиграции в Китае, вернулся в СССР. Умер после 1937 г.