Уверенность бойцов оказалась действительностью. Собрав остатки армии в железный кулак, он нанес сразу несколько сокрушительных ударов красным. Красные никак не ожидали такого отпора и перестали преследовать нас, тем самым дав возможность нашей армии окрепнуть. Хотя наша армия и была малочисленной, но с приходом генерала Каппеля боевой дух и вера в победу окрепли, это дало нам возможность думать только о победном исходе событий. Быстрыми переходами наша армия оторвалась от красных, отходила в глубь Сибири.
Наш Верховный Правитель, адмирал Колчак, поверил нашим «так называемым союзникам» и, вопреки желаниям всего белого командования, не пошел с армией, а согласился на уверения «союзников» во главе с французским генералом Жаненом, был предан им и выдан красным, где по приговору большевистского революционного трибунала был расстрелян 20 января 1920 года.
Наша армия быстрыми переходами шла к Иркутску. Красное командование решило дать нам бой у станции Зима. Перед подходом к ст. Зима я с полком шел самостоятельно с северной части от тракта, только подходя к станции, спустился на тракт и встретил Воткинскую дивизию, возглавляемую Генерального штаба полковником фон Вахом[60]. Я немедленно вошел в его подчинение, влившись в состав Воткинской дивизии.
Начался бой. Противник хорошо окопался, сделав ледяные окопы, также и его численность во много раз превышала нашу. Вокруг глубокий снег. Идет упорный бой. Глубокий снег не дает возможности ни нашей кавалерии, ни нам быстро сблизиться с противником. Всех раненых и больных сыпным тифом пришлось оставить на произвол судьбы, а обходную колонну, посланную на нашем левом фланге в обход станции Зима, пришлось задержать. Красные, увидев нашу цепь, начали отход к Зиме. Не знаю, каков был бы исход этого боя, если бы не случайность: к нашему великому счастью, на станции Зима стоял эшелон 1-го чешского полка в ожидании отправки по железной дороге. Командир полка – к сожалению, не помню его имени, – видя наше безвыходное положение, высадил полк и стремительно атаковал красных с тыла. Красные никак не ожидали такого исхода и в панике, бросая пулеметы и т. п., бросились врассыпную. Наш конный дивизион закончил эту рубку. Все наши командиры благодарили этого Витязя Славянства. Он же скромно отвечал, что он не мог поступить иначе, видя горсточку храбрецов, попавших в тяжелое, безвыходное положение.
Главные силы красных отходят к Иркутску. Мы идем за ними по пятам. Занимаем ст. Иннокентьевская, в 2–3 верстах от Иркутска.
Во время страшной снежной бури мы занимаем позицию для атаки Иркутска. Наши цепи медленно приближаются к городу. Огоньки города манят нас своим теплом и уютом. Мечтаем о тепле, а вокруг метет так, что можно подумать, что все ведьмы мира перетрушивают свои перины. Генерал Каппель получил неожиданное донесение, в котором «наши союзники» предупредили нас, что они не допустят никаких боев в черте города, поэтому предлагают генералу Каппелю вступить в мирные переговоры с красными. Еще одна провокация «наших друзей-союзников». Конечно, генерал Каппель игнорировал их предложение, тем более что он как раз получил точное донесение о судьбе адмирала Колчака. Нам ничего не оставалось, как, обходя Иркутск, идти прямо в жуткую сибирскую тайгу. Метель усилилась. Ее вой как бы провожал нас навсегда. Впереди шла кавалерия, прокладывая путь нам, пехоте, затем тянулись бесконечной вереницей сани с ранеными и больными сыпным тифом. Тиф – это был настоящий бич нашей армии. Он безжалостно косил и без того поредевшие ряды бойцов.
По обе стороны нашей армии шла армия голодных волков. В зимнее время волки собираются в большие стаи и атакуют все, что можно есть. Когда волки, раздраженные запахом людей, которыми можно хорошо закусить, обнаглели, то они попробовали напасть на сани моего обоза, но были встречены пулеметной очередью. Сколько их было убито, не знаю, но через короткое время они уже вернулись к трупам своих товарищей и начали пожирать их. Вся наша артиллерия была брошена, за исключением нескольких частей, которые, разобрав орудия, везли их с собой. Последние запасы консервов кончились. Стали есть падшую конину; хлеб кончился, перешли на заваруху (смесь муки со снегом, получается клейстер). Кончились спички, не стало костров. Спали на снегу, и многие, засыпая, уже не просыпались. Сотни верст глубокого снега, тысячелетние гигантские деревья и непроходимый кустарник. Без дорог, по таежным тропам, наша Белая армия шаг за шагом шла без всякого ропота за своим вождем генералом Каппелем. Каждую пройденную версту она обильно покрывала телами белых героев. Измученные, голодные, но полные веры в своего генерала, они шли в полную неизвестность… с легендами и надеждами на каких-то японцев и атамана Семенова где-то в Забайкалье. Мой полк таял, сыпной тиф свирепствовал, количество саней, занятых больными, все увеличивалось. Как тяжело было ухаживать за ними! Большинство из них были буйными, и их приходилось вязать веревками – они кричали, некоторые пели, все это неслось по тайге, производя жуткое впечатление.
60
Фон Вах Борис Эммануилович, р. 10 мая 1888 г. Ротмистр. В белых войсках Восточного фронта; с зимы 1918/19 г. в Воткинской дивизии, на 9 мая 1919 г. начальник штаба 15-й Воткинской стрелковой дивизии, летом 1919 г. начальник той же дивизии (в январе 1920 г. подполковник). Участник Сибирского Ледяного похода, провел дивизию через Сибирь, в Чите командовал ею, по превращении ее в «Воткинский стрелковый отряд», затем командир Воткинского полка в Дальневосточной армии до осени 1922 г. Полковник. В эмиграции в Китае (в 1923 г. в Гирине), затем в США. Умер 26 июня 1958 г. в Сан-Франциско.