— Что-нибудь говорит? — спросил я.
— Сделал мне одно предложение, — ответил полицейский, сплюнув, — черт с ним, пусть болтает.
Возвратившись в гостиную, я положил книгу на письменный стол и раскрыл ее. Кронеджер на другом конце стола как раз говорил по телефону, но, увидев меня, положил трубку и уселся опять в кресло.
Уайлд, с каменным липом пролистав книгу, закрыл ее и подтолкнул к Кронеджеру. Тот раскрыл и, увидев одну-две страницы, быстро захлопнул. На его скулах проступили красные пятна величиной с полдолларовую монету.
— Обратите внимание на штампики с датами внутри обложки, — сказал я.
Кронеджер снова раскрыл книгу — посмотрел:
— Ну и что?
— В случае чего, покажу под присягой, что книга из магазина Гейджера. Эта блондинка — Агнес — сознается, что махинации реализовались в магазине. Любому мало-мальски соображающему человеку ясно, что магазин был всего лишь прикрытием чего-то иного. Однако голливудская полиция допускала его существование по соображениям, которые известны только ей. Осмелюсь утверждать, что присяжные очень заинтересуются этими соображениями.
Уайлд усмехнулся:
— Присяжные действительно любят задавать неприятные вопросы — весьма тщательно стараясь выяснить, почему большими городами управляют таким образом, как теперь.
Кронеджер, резко поднявшись, надел шляпу.
— Оказывается, трое против одного, — отчеканил он. — Я расследую убийства. Если Гейджер торговал безнравственными книгами, позор падет не на мою голову. Однако признаюсь, моему отделу нисколько не поможет, если его станут трепать в газетах. Чего вы, собственно, хотите, джентльмены?
Уайлд выразительно посмотрел на Олса.
— Хочу передать вам задержанного, — спокойно ответил тот, вставая. — Идемте.
Кронеджер, наградив его яростным взглядом, вышел из кабинета. Олс направился за ним. Двери затворились. Уайлд, барабаня пальцами по столу, посмотрел на меня своими ясными голубыми глазами.
— Вам следовало бы понимать, что испытывает полицейский, когда ему приходится кое на что закрывать глаза. Мы должны с вами все занести в протокол — для документации. Думаю, не составит больших проблем оформить оба убийства отдельно и имя генерала Стернвуда в обоих случаях не упоминать. А знаете, почему я не оторву вам ухо?
— Нет. Я ожидал — оторвете оба.
— Сколько вам платят за работу?
— Двадцать пять долларов в день плюс расходы.
— Значит, пока за два дня пятьдесят долларов и кое-что на бензин.
— Вроде того.
Склонив голову набок, он почесал подбородок левым мизинцем.
— И за такие деньги вы готовы вступить в конфликт с половиной представителей закона в этом городе?
— Не настолько я самоуверен. Но что мне, черт побери, делать? У меня на руках уже начатое дело. Чтобы заработать на жизнь, продаю свой товар — то есть крупицу отваги и разума, которой наделил меня господь Бог, и готовность позволить помыкать собою в интересах своего клиента. Уже то, что я здесь сегодня наговорил без согласия своего клиента, — идет вразрез с моими правилами. А что касается умолчаний, вам же известно, что когда-то я служил при полиции. В большом городе это обычная практика. Фараоны безмерно возмущаются и щепетильничают, если какой-нибудь аутсайдер попытается что-то скрыть, а сами творят то же самое чуть ли не ежедневно, чтобы угодить своим друзьям или любому, кто имеет вес. Но я еще не окончил — продолжаю работать по начатому делу. И если б понадобилось, снова действовал так же.
— При условии, если Кронеджер не избавил бы вас от лицензии, — улыбнулся Уайлд. — Вы сказали, что скрыли некоторые личные детали. Что-нибудь серьезное?
— Я не окончил начатое дело, — повторил я, глядя ему прямо в глаза.
Уайлд улыбнулся — открыто, вызывающе, как истый ирландец.
— Скажу вам кое-что, юноша. Мой отец был добрым приятелем старого Стернвуда. Я сделал все, что позволяет мое положение, а может, и более того, чтобы уберечь генерала от огорчений. Но ведь не до бесконечности! Его дочки просто созданы для того, чтобы впутываться в дела, которые не удается замять, особенно эта младшая, белокурая озорница. Им не следовало бы предоставлять столько свободы, и в этом виноват старый мистер. Думаю, он не представляет себе, каков нынешний мир. И еще одно замечание, раз уж мы говорим как мужчина с мужчиной и я не обязан к вам придираться. Ставлю доллар против канадского цента, что генерал опасается, не замешан ли в этом деле его зять — тот торговец наркотиками; в сущности, он надеется, что вы рассеете его опасения, то есть докажете его непричастность. Что вы на это скажете?