— Нет. А вы думали — я?
— Думал, что вам не удалось бы доказать обратное.
Он рассмеялся:
— Шутите.
Я улыбнулся в ответ:
— Верно, шучу. Я никогда не встречался с Рейганом, но видел его фотографию. У вас нет людей для такой работы. И раз уж мы об этом заговорили, не посылайте ко мне с приказами головорезов. Меня может хватить приступ истерики, и тогда я кое-кого невзначай прихлопну.
Посмотрев на меня сквозь стакан, он поставил его на край стола и промокнул губы белоснежным батистовым платком.
— Сдается мне, играете вы лихо. Но, позволю заметить, слишком рискуете. Вас действительно интересует Рейган?
— Не профессионально. Никто не просил меня об этом, но я знаю человека, который обрадуется, узнав, где он.
— Да ей на это наплевать!
— Я имею в виду ее отца.
Он опять вытер губы, взглянув на платок, словно ожидая увидеть на нем кровь. Нахмурившись, потер пальцем нос.
— Гейджер пытался шантажировать генерала, — продолжал я. — Догадываюсь, хотя старик и не говорил, он боится, не стоит ли за всем этим Рейган.
Эдди Марс засмеялся.
— Хм-м… Гейджер испробовал со всеми. Это была исключительно его собственная идея. Получал от людей расписки, на вид вполне законные — они и были законные, смею вас уверить, хотя он и не отважился бы взыскать деньги через суд. Предъявлял расписки с элегантным поклоном, не требуя процентов. Если выпадал туз, то есть человек чего-то боялся, Гейджер получал надежного клиента и брался за дело. Если туза не оказывалось, что ж, не всегда ведь везет.
— Умный паренек, хотя плохо кончил, — сказал я. — Но откуда вам это все известно?
Он передернул плечами:
— Был бы очень доволен, если не знал и половины того, о чем приходится узнавать. Располагать сведениями о других — это один из самых весомых вкладов в бизнес, какой делает человек моего круга. Если вы хотели выяснить нечто только о Гейджере, то ведь ваша работа окончена.
— Окончена и оплачена.
— Очень жаль. Был бы рад, если Стернвуд нанял бы красавчика вроде вас и хорошенько платил ему за то, чтоб хотя бы две ночи в неделю придерживал этих его двух дочек дома.
— Почему?
Он презрительно скривил губы:
— С ними не оберешься хлопот. К примеру, вот — брюнетка. Эта женщина пьет мою кровь. Если проиграется, берет у меня в долг, и я остаюсь с пригоршней бумажек-расписок, за которые никто не даст ни цента. Своих же денег у нее нет — только гонор, а что там в завещании старого генерала, неизвестно. А если выигрывает, забирает мои деньги домой.
— А на следующий вечер они к вам возвращаются, — напомнил я.
— Часть возвращается, но в целом я терплю убытки.
Он серьезно взглянул на меня, словно нуждаясь в сочувствии и понимании. Интересно, зачем, собственно, ему понадобилось рассказывать мне все это? Зевнув, я допил коктейль:
— Пойду посмотрю на ваше заведение.
— Прошу, — он указал на дверь возле сейфа. — Выйдем прямо к игорным столам.
— Лучше пойду как все посетители.
— Ладно, как вам угодно. Ведь мы друзья, не так ли, красавчик?
— А как же? — Я встал, и мы пожали друг другу руки.
— Может, я смогу как-нибудь оказать вам настоящую ус-лугу, — сказал он. — На этот раз вы все получили от Грегори.
— Значит, и его вы купили?
— О, не так все ужасно. Мы всего лишь приятели.
Я несколько секунд пристально смотрел на него, а затем направился к двери, через которую пришел. Уже открыв ее, оглянулся:
— Вы никому не приказывали преследовать меня в сером плимут-седане?
Вытаращив глаза, он изобразил оскорбленность:
— Черт побери, ни в коем случае! Зачем это мне?
— Вот и я не смог этого объяснить, — сказал я и, уже выйдя, подумал: удивился он вполне искренне, не было оснований не верить. И еще я подумал, что выглядел даже слегка озабоченным. А вот почему?
XXII
Примерно в половине одиннадцатого небольшой мексиканской капелле, разукрашенной желтыми широкими поясами и лампасами, осточертело повторять «облагороженную», прилизанную румбу, под которую никто не танцевал. Мексиканец, тарахтевший тыквой, потер кончиками пальцев, словно они болели, и мгновенно сунул в рот сигарету. Остальные четверо слаженно и как но сигналу потянулись к стаканам под своими стульями и, отпив, зачмокали, блестя глазами. Текила! — изображали они мимикой, хотя скорее всего там была минералка. Их притворство имело такой же успех, как и музыка, — никто не обращал внимания.