— Боялась, боялась, что вы вернетесь.
— У нас ведь было назначено свидание. Я же сказал вам, что все было подстроено заранее.
И тут я захохотал, как спятивший идиот. Склонившись над ним, она прикоснулась к телу. Потом выпрямилась, держа в руке ключик на тонкой цепочке.
— Вам непременно нужно было убить его? — сурово произнесла она.
Смех мой утих так же внезапно, как начался. Зайдя мне за спину, она открыла наручники.
— Да, — сказала мягко. — Думаю, что нужно было.
XXX
Снова был день, и опять светило солнце.
Капитан Грегори из Отдела без вести пропавших задумчиво посмотрел из окна своего кабинета на верхний зарешеченный этаж Дворца юстиции, чистого и белого после дождя. Потом грузно повернулся вместе со своим крутящимся креслом, примял табак в трубке пальцем, пятнистым от ожогов, и хмуро взглянул на меня:
— Значит, вы опять заварили кашу.
— А, вы уже слышали.
— Приятель, я тут целыми днями просиживаю зад и делаю вид, что не в состоянии сосчитать до трех. Но вы будете удивлены, что мне приходится здесь слышать. То, что вы застрелили Канино, — здесь, по-моему, все в порядке, но не думаю, что наши парни за это вам навесят медаль.
— Вокруг слишком много убивали, — сообщил я. — Вот и мне захотелось приложить руку.
Он терпеливо улыбнулся.
— Кто вам сказал, что эта женщина там наверху — жена Эдди Марса?
Я рассказал. Он слушал внимательно, позевывая, похлопывая широкой, как лопата, ладонью по челюсти, усаженной золотом.
— Вы, наверное, думаете, что у меня была возможность ее отыскать?
— Правильный вывод.
— Может, я знал об этом. Может, я думал: если Эдди и его дамочка желают разыграть свой маленький спектакль, сделаю умный шаг — по крайней мере настолько умный, насколько в моих возможностях: позволю им заблуждаться, что спектакль удался. Или вы думаете, что я оставил Эдди в покое по личным причинам? — вытянув руку, он потер большой палец о два других.
— Нет. Этого я и в самом деле не думал. Даже, когда обнаружил, что Эдди знает все, о чем мы с вами здесь недавно говорили.
Он с видимым усилием стал хмурить брови — трюк, в котором уже утратил сноровку. Все лицо прорезали морщины, потом, когда лицо разгладилось, на нем остались белые полосы, постепенно обретающие краску на моих глазах.
— Я полицейский — всего лишь обыкновенный полицейский. Честный — в разумных пределах. Настолько честный, сколько можно ожидать от человека, живущего в мире, где честность вышла из моды. Именно поэтому я вызвал вас сегодня. Буду рад, если вы мне поверите. Как полицейский, я радуюсь, когда побеждает закон. С удовольствием посмотрел бы, как эти знатные, шикарно разодетые мерзавцы, вроде Эдди Марса, губят маникюр в каменоломнях Фолсома рядом с теми неудачниками из низов, которых полиция хватает при первой же попытке нарушить закон и которым потом уже не выбраться. Действительно, с радостью бы посмотрел. Но мы с вами уже достаточно живем на свете, чтобы понимать, что вряд ли нам доведется увидеть такую картину. Во всяком случае, ни в этом городе, ни в каком другом, даже наполовину меньшем, — нигде в этих необъятных, процветающих и распрекрасных Соединенных Штатах. Просто так заведено в нашей стране.
Я молчал. А он, откинувшись на спинку кресла, выпустил клуб дыма и, проверив состояние трубки, продолжал.
— Однако это не значит, что я считаю, будто Эдди Марс убил Рейгана или имел для этого какой-то мотив. Просто я думал, может, он что-либо знает, и рано или поздно что-нибудь да обнаружится. Прятать женщину возле Рилит было ребячеством, только это ребячество хитрейшей обезьяны, которая уверена, что одурачит любого. Он был у меня вчера вечером, после допроса у прокурора. Признался во всем. Сказал, что знает Канино как надежного телохранителя и для этого нанял его. Ничего не знал о его махинациях и не хотел знать. Не знал Гарри Джонса. Не знаком с Джо Броди. Гейджера, разумеется, знал, но заявил, что даже не догадывался о его нечистых делишках. Вы об этом, полагаю, уже слышали.
— Да.
— Там, в Рилит, вы действовали отлично, приятель, даже не пытаясь маскироваться. Сегодня мы проводим специальное исследование неидентифицированных пуль. Возможно, еще разок используете ту пушку. Но уж потом вам и святая вода не поможет.
— Действовал отлично, — подтвердил я, покосившись на него.