Поразительным примером стал так называемый символ веры «Божьего народа», составленный папой Павлом. Всем, кто считает, что сейчас между Римско–католическими и Реформатскими церквами нет явно видимой разницы, необходимо тщательно взвесить следующие обстоятельства.
Был последний день июня 1968 года. Около пятидесяти тысяч человек собралось на площади святого Петра в Риме на празднование мессы, которая должна была отметить конец «года веры», провозглашенного папой Павлом, а также начало шестого года его «царствования». Это происходило за несколько дней до того, как в Уппсале открылась четвертая Ассамблея Всемирного совета церквей, — некоторые наблюдатели считают этот факт значительным. Папа воспользовался этим событием, чтобы провозгласить исповедание веры, которое он сравнил с исповеданием, произнесенным апостолом Петром в Кесарии Филипповой. Он решил это сделать, как он сказал, из–за некоторого «беспокойства, появившегося в определенных кругах в связи с верой», а также потому, что «даже католики позволяют себе поддаться некоему стремлению к переменам и новшествам». Он начал с расширенного объяснения Никейского символа веры, излагая историческую веру всей церкви в «единого Бога, Отца, Сына и Святого Духа». Затем последовали слова о Марии, матери Иисуса, где в самых ясных выражениях говорилось о ее постоянной девственности, непорочном зачатии и телесном вознесении. Далее было сказано: «Мы верим, что блаженная Матерь Божия, новая Ева, Матерь церкви, и на небесах продолжает оставаться Матерью по отношению к членам Тела Христова, содействуя рождению и росту Божьей жизни в душах искупленных». Затем небесная Церковь была названа «множеством собранных вокруг Иисуса и Марии в раю»[12].
В этом исповедании также содержалось бескомпромиссное утверждение непогрешимости папы и епископов: «Мы верим в непогрешимость Преемника Петра, когда он учит ex cathedra как Пастырь и Учитель всех верных, каковою непогрешимостью несомненно осенены и епископы, когда они вместе с папой исполняют высшее служение». Из этого ясно, что новое понятие «коллегиальности», объемлющее всех епископов, не отменило учения о непогрешимости, но расширило его. Далее провозглашалась единственность Римско–католической церкви: «Мы лелеем надежду на то, что те христиане, которые еще не вошли в общение с единственной единой Церковью, однажды объединятся в одно Стадо с единым Пастырем»[13].
Ближе к концу исповедания речь зашла о мессе, и папа недвусмысленно подтвердил доктрину пресуществления и жертвы евхаристии: «Мы верим, что месса… это Голгофская Жертва, во время причастия присутствующая на нашем жертвеннике. Мы верим, что… хлеб и вино, освященные священником, преобразуются в тело и кровь Христа, во славе Царствующего на небесах. Мы верим, что таинственное присутствие Господа за всем тем, что продолжают воспринимать наши физические чувства, является истинным, реальным и существенным. Христос может таким образом присутствовать в этой Святыне только посредством преобразования в Его тело самой сущности хлеба и преобразования в Его кровь самой сущности вина, оставляя неизменными только те качества хлеба и вина, которые могут ощущаться нашими органами чувств. Это таинственное преобразование Церковь справедливо называет пресуществлением… В самой же реальности, независимо от нашего сознания, хлеб и вино перестали существовать после освящения, и перед нами оказываются драгоценные тело и кровь Господа Иисуса в обличий элементов причастия — хлеба и вина… Единственное и неразделенное существование Господа во славе на небесах… остается и присутствует после Жертвы в блаженном Причастии, которое, находясь в святилище, является живым сердцем каждой из наших церквей. И это наш счастливый долг — почитать и любить в блаженном воинстве, которое видят наши глаза, воплощенное Слово, Которого мы не видим, и Того, Кто, не покидая небес, являет Свое присутствие среди нас»[14].
Провозглашение этих совершенно небиблейских традиционных взглядов, связанных с Девой Марией, папой римским и католической мессой, крайне прискорбно слышать, особенно когда они звучат непосредственно вслед за истинным учением Библии о Троице, как будто и то и другое было одинаково истинно, значительно и подтверждено Писанием.