Богослов: Так бывает и у меня, когда я молюсь. Например, вдруг придет мне на ум какой-нибудь образ, и я говорю себе: «В сторону образы», — и продолжаю молитву дальше. Ибо так ваша святость сказали в одной газете: без всяких образов, совершенно.
Отец Клеопа: Не воображай ничего. Ибо ум Христа не имел образов. Когда Христос пришел, Он пришел как Новый Адам. Таким, каким был Адам до грехопадения. Святой Максим говорит: «Когда Адам впал в воображение? Когда вообразил себя божественным», когда прельстил его змий. Тогда он вообразил, что он может быть… Как пали Ангелы? Ведь сказано у Исаии: ты говорил в сердце своем: «взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему» (Ис. 14, 13–14).
Ты видишь, как вообразил о себе сатана? Он пал через воображение. И человека он вверг в падение тоже через воображение, чтобы он вообразил себя божественным. Этим оружием низверг [сатана] человека.
И тогда святые отцы, которые просветили себя и молились Богу со столькими слезами, ты видел, что они говорят о воображении? Святой Василий называет его «мостом для бесов»[170]. Ни один грех не переходит из ума в чувства, кроме как через представление, через воображение. Другой некто называет воображение «всецелым чувством». Ибо воображение охватывает не только то, что мы видели в жизни своей. Но и то, что мы слышали, что вкусили, что осязали, что обоняли, и начинает воевать против души.
«Каракатицей души» называет его другой святой отец, потому что оно захватывает все пять чувств. И потому тогда он и сказал: «Блажен ум, молящийся без воображения», без какого бы то ни было представления. Образы, как бы святы они ни были, они вне сокровища сердца, где можно беседовать со Христом.
Ум должен пройти [мимо образов]. Ты слышал, какие две таможни стоят у дверей сердца: первая — это воображение, а вторая — размышление. И входи [в сердце свое] с единственной мыслью: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного», к Иисусу обращаясь в сокровище сердца.
Богослов: Отец Клеопа, когда молишься, то чувствуешь два эффекта здесь [показывает на сердце]. Когда молишься без образов, то чувствуешь мир и радость, и время словно замирает.
Отец Клеопа: Да.
Богослов: То есть, когда молишься так, время как будто останавливает свой бег…
Отец Клеопа: Да, да.
Богослов: Это не признак того, что молитва совершена как должно?
Отец Клеопа: Брат мой, вот я хотел сказать тебе поучение, не от меня, грешного, потому что я ничего хорошего не совершил в жизни своей. Ни разу за всю свою жизнь я не исполнил того, чему учу. Я… медь звенящая и кимвал звучащий. Но так как ты спросил, то скажу тебе, что говорят святые отцы.
Послушай, что сказал святой Агапий святому Феофану. Мы используем их слова:
— Преосвященный Владыко мой, недостаточно того, чтобы ум понимал, что говорят уста. Нет. Но нужно, чтобы все, что говорят уста, понимал ум и чувствовало сердце. Это должно быть доведено до чувства сердца. Пока ты не доведешь этого до чувства сердца, у тебя нет чистой молитвы.
«Чистой молитвы, — говорит святой Исаак, — достигает один из десяти тысяч подвизающихся в ней»[171]. А молитвы созерцательной, о которой на днях мы говорили французам, — высочайшей из всех молитв, достигает один человек из рода в род, то есть из поколения в поколение.
Мирянин: А тогда, отче, что же делать нам, страстным?
Отец Клеопа: Знаешь, чем ты можешь дополнить, Василий? Дед Костаке скажет и тебе. Ибо я грешнее и слабее всех. Но посмотри, как обстоит дело. Святые отцы учат нас и так. Не только в одном направлении. Послушай святого Исаака: «Сокрушение ума и уничижение возводит человека туда, куда должны были бы вознести его дела»[172].
Вот, я стою на поклонах, и ты тоже, ты молод и совершаешь по пятьсот поклонов в час. (Так делал я, когда был молод. Мы, братия, соревновались. Что были для нас поклоны? На время. Пять сотен я совершал за час. А сейчас не могу сделать и двух-трех. Они словно ломают меня. Не могу! Что делать, если врач назначал мне не совершать поклонов? Разойдутся швы после операции, и я снова попаду в его руки, снова пойду под нож.)
Но я стою рядом с тобой. Ты совершаешь пятьсот поклонов, а мне грустно: «Ах, я не смог столько совершить… Глянь, брат сколько смог…» Ты не совершаешь их с гордостью, ты их совершаешь с верой, для прощения грехов. Тебя возвысили дела, меня возвысило смирение. Смирение поднимает тебя туда, куда должны были вознести дела.
170
См. также: