— Пришло время освободить мне место для другого, отцы и братия. Благословите и простите меня, грешного, ибо я ухожу на покой. Изберите другого настоятеля. С сегодняшнего дня я перехожу в ряды послушников, чтобы оплакивать свои грехи, которые я накопил за то время, какое определил мне Бог быть вашим наставником. Ибо вы знаете, ваши преподобия, что нелегкое дело — иметь попечение о стольких душах. То грешишь, то гневаешься, как человек, обижаешь братий, огорчаешь Бога. А время ошибок надо искупать временем покаяния, и кто знает, сколько дней человеческой жизни! Ибо завтра может призвать меня Бог и найдет меня неприготовленным.
Сказали отцы:
— Не надо, отче, мы молимся за твое преподобие. Оставайся и дальше. Кто сможет занять твое место? Твоя святость всех нас принял из мира и научил нас пути спасения и сладости богомыслия. Будь милостив к душам нашим до конца.
Среди них было много седовласых старцев, но все чувствовали себя детьми рядом с ним. Они называли его между собой «старец», забыв о своих годах, которых было немногим меньше.
Все усилия отцов убедить его остаться настоятелем были напрасны. Нет и нет! Впрочем, они знали: он хорошо думал, прежде чем сказать, а если уж говорил, то слово его было свято.
— А кого нам избрать, отче? — спрашивал Нафанаил с искренним недоумением.
— Клеопу, — отвечал старец просто, глядя на них с какой-то укоризной.
— Какого Клеопу? — вскочили многие, словно им подложили горячих угольев под ступни.
Удивительное бывает зрелище, когда святые теряют голову! Несколько стариков задрожали мелкой дрожью, а отец Нафанаил начал жевать кончики своих усов, он ловил языком волосок за волоском, завлекал их в рот и сжимал зубы: хруп, хруп. Усы у отца Нафанаила были жесткие, а зубы впереди все целые.
— Клеопу с Подножия Креста, — пояснил старец.
— Этого простеца от овец?
Некоторые изобразили на лице многозначительную улыбку, понимающую и снисходительную.
Сидевший сзади отец Кесарий, жилистый старик с длинной бородой с проседью, перевел свою улыбку в такие тяжкие слова:
— Старец помешался! Годы, что вы хотите! Ему действительно пора на покой в келию!
Клеопу на самом деле называли «простецом от овец». Пришел он в монастырь пятнадцать лет назад, парнишкой после армии, и старец испытывал его как никого другого. «Теперь, брат Константин, ты монастырский брат. С завтрашнего дня ты пойдешь в горы, к Подножию Креста, на монастырскую овчарню и будешь оставаться там, пока я не пошлю тебе весточку, чтобы ты шел сюда, в братство, к монахам».
Прошло с тех пор пятнадцать лет. И вот только теперь послал старец весточку, чтобы он пришел в братство.
Пробовали отцы переубедить старца. Не стали говорить ему, что мысль выбрать Клеопу странна, нашли достаточно разумные аргументы: Клеопа не знает книг; Клеопа не умеет говорить с народом; Клеопа не распутается с ремонтом; у Клеопы нет духовного опыта, потому что он и был-то только на овчарне…
— Мы заслужили такого настоятеля, как Клеопа; пришел конец монастырю!
— Я говорю, чтобы был Клеопа, — настаивал старец на своем решении. — А ваши преподобия можете избрать другого. Я только высказал свое мнение, потому что вы спросили меня. Теперь я более не настоятель, я не приказываю. Знаю, вы думаете об Иоиле, ученике моем, но не будет Иоиль сейчас, Иоиль будет, когда уйдет Клеопа.
Это звучало как пророчество, но никто не понял высоты момента. Дело было предельно ясным. Старец лишился здравого рассудка.
Отец Виссарион, у которого зародилась какая-то мысль, предложил братству удалиться, чтобы обдумать, что дальше делать.
— Отцы, — сказал он, когда они остались одни, — нехорошо огорчать старца. Он был нашим отцом всю жизнь. Дадим ему умереть спокойно. Изберем Клеопу, как хочет он, и будем сами заботиться о монастыре. Ведь у нас есть совет. А Клеопа пусть будет так, формально.
Они вернулись и сказали старцу, что избрали Клеопу. Старец поблагодарил их, улыбаясь хитро и удовлетворенно.
На другой день после Литургии, в праздничных одеяниях, в камилавках и мантиях, опираясь на буковые посохи, они все пошли наверх к Подножию Креста, чтобы привести себе старца. Поднимались в гору молча, переживая произошедшее как великое искушение, через которое предстоит пройти монастырю.
Отец Клеопа первым увидел их.
— Отец Антоний, — крикнул он, — в гору поднимается братство.
— Будут молиться о даровании дождя, — решил Антоний, увидев их, и поспешил в овчарню, чтобы навести порядок.