Ночное богослужение считается самым аскетическим. Однажды некий брат спросил отца Клеопу, настоятеля Слатины:
— Батюшка, мы засыпаем на ночных службах в храме (с 11.30 до 1.30). Не лучше ли было бы спать в своих келиях, мы ведь все равно не молимся в это время?
— Быть усталым и бороться со сном, — отвечал отец Клеопа, — для монаха тоже молитва, и даже больше молитвы — это жертва. Я тебе советую приходить в храм. Спи там, если не можешь противиться сну, и молись, чтобы Бог простил тебе твою немощь. Бог смилуется, глядя на твои усилия и на твое благое произволение.
В православной духовности литургические молитвы занимают особое место, место очень важное. Это моление общее, в храме, за всех людей.
— Наш долг — молиться за тех, у кого нет времени молиться, за тех, у кого нет веры, за тех, у кого нет надежды. Если мы станем молиться только за самих себя, мы не выполним своей миссии и будем наказаны за свой эгоизм.
Это первый совет, который давал настоятель Клеопа вступающим на монашеский путь. Он сам, служа Святую Литургию, возносил молитву, унаследованную им от своего старца и настоятеля Иоанникия, которой нет в церковном Типиконе: «И помолимся о несчастных, о которых никто не молится», а на панихидах молился: «Помяни, Господи, и несчастных, усопших в Бозе, за кого некому помолиться».
Митрополит Антоний Плэмэдялэ
Отец Кирилл постник[60]
В начале Великого поста, предшествующего Святой Пасхе, в монастыре Слатина в Молдове держали черный пост всю первую седмицу. Настоятель отдавал распоряжение запереть кухню, чтобы ни у кого не возникало искушения приготовить там что-нибудь. Отец Кирилл всегда хотел продлить свой пост до конца второй седмицы. И всю вторую седмицу он был притчей во языцех для настоятеля, который указывал братству на него как на плохой пример:
— Посмотрите на него, Кирилл возомнил себя святым, будто он святее всех, но он постится без благословения (без разрешения).
И братство распадалось тогда на две части: одни были за Кирилла, другие против него. А когда он совсем ослабевал, все отцы и братия единодушно осуждали его:
— Он ослаб, потому что не оказал послушания. Вот плоды непослушания!
А Кирилл молчал и упорно постился. Это было потому, что он сам, Кирилл, и его духовник знали, что его пост был по благословению. Настоятель тоже знал, но, поскольку он очень хорошо знал и внутреннюю жизнь отца Кирилла, то выставлял его перед другими как ослушника, чтобы этим помочь ему сохранить духовные плоды пощения. Кроме того, настоятель не хотел вдохновлять на крайности ни одного из многочисленных братий, которым захотелось бы повторить подвиги отца Кирилла.
Митрополит Антоний Плэмэдялэ
Искушение справа[61]
Монахи в Слатине имели вид мужественный, красивый в своей суровости, это были лица крестьян, обитавших за Байей, Сучавой и Ботошанами и в Нямецких пределах. Посты и бдения удлиняли лица, из-борождали их вертикальными линиями, глубокими, а бездонный взгляд, словно они смотрели на солнце или в безграничную даль, создавал такое впечатление, будто глаза у них сузились в черные треугольнички у основания носа, и тогда густые ресницы над ними казались чересчур длинными и в то же время придавали их лицам еще большую мужественность и серьезность.
Иоиль среди них был словно бабочка, сияющая красками весенних цветов. Особенными были и волосы его цвета спелой пшеницы, они словно твердили о том, что на улице светит солнце, даже когда его не
было. Но ни он, ни другие не замечали никакой разницы между собой. Никто не придавал значения внешнему виду. Правилом было не подносить ножниц к волосам и бороде, и авва Иоиль в точности подчинялся этому правилу, как и все остальные.
Но если внешний вид аввы Иоиля не привлекал внимания монахов (может, потому, что они отрицали различие между красивым и безобразным, ибо внешний вид — дар Божий, каким бы он ни был), то о его внутреннем облике мнения не расходились: авва Иоиль был ангелом. Ангелом светлым и серьезным, потому что авва Иоиль никогда не смеялся. Нет, это не была деланная серьезность, напускаемая на себя в желании попасть в монастырский тон. Она была настоящей, ибо в глубине души аввы Иоиля пылал сильный огонь: он хотел стать святым. Стать быстро. Потому его ревность не знала границ и лицо не расслаблялось в улыбке. Кроткий в слове, говоривший на мягком и подкупающем молдавском наречии, отзывчивый на всякое доброе дело и безропотно послушливый, сердцем привязанный как к делам хозяйственным, так и к церковным, он быстро привлек внимание старцев[62]. И однажды, скорее, чем это делалось для других, он был порекомендован отцу Клеопе, настоятелю, для возведения в священный сан.