«Мне тогда было шестнадцать или семнадцать лет, и однажды я встретился с отцом Клеопой в монастырском дворе. Благословив меня, он для пользы моей спросил:
— У тебя здесь послушание?
— Да, преподобный, — ответил ему я.
— Это хорошо, а ум твой где? Посмотри, вот я беседую с тобой, но в то же время говорю: “Господи Иисусе…”.
Я думаю, что у отца Клеопы была сердечная молитва, и, желая мне помочь, он обратил мое внимание на то, что не нужно блуждать умом в вещах неполезных, чтобы в конце концов не позабыть, зачем ты пришел в монастырь.
Народ очень сильно искал его и из-за проповедей, и из-за того, что рядом с ним явственно ощущалось присутствие Божие. Стоишь, бывало, возле него и не чувствуешь никакой усталости, одна лишь дрожь пробегает по всему телу.
Отец Клеопа очень заботился о том, чтобы в монастыре царила атмосфера духовной жизни. Не слышно было ропота, пустословия… Молодые были ревностны и почитали стариков.
Слово отца Клеопы имело великую силу, и это стало для него причиной многих скорбей. Даже некоторые монастырские стали завидовать ему из-за его проповедей и чинить ему неприятности, иногда даже открыто. Отец Клеопа, увидев такое, отстранился от настоятельства, чтобы в монастыре не было беспокойства.
Я думаю, отец Клеопа по дару, данному ему от Бога, предузнал о том, что выйдет декрет против монахов, и потому отстранился от настоятельства. Его притесняли и власти, и по благословению митрополита он снова начал свои скитания, скрываясь в домах добрых верующих и в лесах».
Когда отец Клеопа был настоятелем монастыря Слатина, умер Сталин. Тогда из уезда поступило распоряжение три раза в день бить в колокол и поминать Сталина. Старец Клеопа вспоминал об этом:
«Когда богослужение приближалось к концу и диакон произнес:
— Помяни, Господи, раба Твоего Иосифа Виссарионовича Сталина и сотвори ему вечную память, — какой-то хитрый человек, стоявший сзади, произнес на всю церковь:
— Хорошо, что черт побрал и его.
А когда звонили в колокол по Сталину, то два колокола в Молдове треснули — то был знак, что Бог не принял молитв о нем».
СНОВА В СКИТАНИЯХ
«Я сел в повозку с жердями, сказав, что еду к святому Иоанну Сучавскому, — вспоминал старец Клеопа, — а сам направился в Ватру Молдовицей к одному слепому по имени Холера, куму Мардария, и прожил здесь несколько месяцев в чулане без окон. Я замуровал дверь, изнутри приставил лестницу, так что по ней можно было подняться на чердак, а оттуда спуститься в дом. Я жил там как в тюремном застенке. Только два человека знали обо мне. По вечерам я читал им из Священного Писания, и один из них играл мне на дудочке.
Потом я еще жил у Иоанна Молдавана, в одном курятнике. Здесь однажды ночью, в то время как я писал проповедь о смирении, кротости и долготерпении, диавол захотел убить меня.
Еще я жил некоторое время у двух стариков, Анны и Николая, а после этого ушел в лес. Два лесника, очень надежные люди, соорудили мне лачугу в лесу в Ва́ду[74] Негриле́сей. Здесь был охотничий заповедник, и друзьями моими стали медведи, волки, дикие свиньи, олени, косули. Время от времени приходил один из лесников и приносил мне немного поесть. Бог да вознаградит их любовь, ибо они много помогли мне».
Воскресение Христово в лесу
— По милости Божией я вкусил покоя. Слава Преблагому Богу! Шел Рождественский пост, ели стояли все в снегу, исполинские ели, и все сверху донизу покрыты снегом, словно белобородые старцы. Я выходил из землянки и видел мириады звездочек на снегу, знаешь, как они искрятся на снегу. Стоял мороз, а у меня теплилась лампадка, у меня были иконы. У меня была икона святого Власия, я нашел ее там спустя два года и три месяца, я забыл ее. И когда выходил ночью из землянки, окончив правило, ничего не было слышно, кроме бормотания какого-нибудь медведя, или постукивания оленя, или завывания стаи волков, там был заповедник, и нельзя было охотиться на них. И я смотрел на мириады этих звездочек, а неба увидеть не мог, между вершин елей видно было лишь несколько звезд. И я думал: «Боже, я просил у Тебя покоя, а Ты дал мне его больше, чем я просил!»
Я был совершенно один. Как хорошо было бы, если бы был еще кто-нибудь, очень хорошо было бы. А я был совершенно один. Зайду в землянку и то поплачу, то помолюсь, то отдохну, то почитаю немного книжечку, чтобы прошло время. Эти длинные ночи Рождественского поста… Столько тишины было у меня. Я не мог много спать из-за этой великой тишины. Да и есть тоже невозможно в тишине.