Воспоминания очевидцев
— Феодор, я знаю тебя лет пятнадцать, ведь отцу Клеопе стоило увидеть тебя, как он тут же встречал тебя с радостью и всем говорил, что «витязь Феодор» провожает людей аж с Ручьев до самого Нямца по случаю Вознесения Господня. Знаю, что ты получал помощь от Бога по молитвам и советам Батюшки. Расскажи нам об этом.
— Я хочу вам рассказать только о двух случаях, когда я, не знаю в который раз, видел, какой дар был у отца Клеопы от Бога.
В каком-то году папа спустился с гор[76], а староста со своим заместителем и партийным активистом говорят ему, что весной ему больше нельзя будет идти с овцами на овчарню, потому что его дети попортили поля у людей.
Весной папа послал меня к отцу Клеопе, ведь он его знал, чтобы я отнес ему помянник на молебен. Я поговорил с отцом Клеопой, дал пятьдесят лей на сорокоуст. Отец Клеопа мне сказал: «Федорушка, иди домой, потому что через три недели они сами позовут твоего папу, чтобы он написал заявление».
Через две недели с половиной папа встретил старосту, и тот говорит ему: «Кум, а ты что, больше не будешь нести заявление?», — староста ведь был папиным кумом. И староста сказал ему, что сам положит вместо него заявление.
Через три недели состоялись выборы пастуха для овчарни, и папа их выиграл.
В каком-то году у нас украли овцу. Я пошел к отцу Клеопе, а у него тогда собралось много настоятелей. Я заплатил в семь монастырей по пятьдесят лей. А отец Клеопа сказал мне, чтобы ни я, ни моя жена нисколечки никого не трогали. Спросил, подозреваю ли я кого-нибудь, и я сказал ему, что да, а Батюшка сказал мне, чтобы я его не подозревал, потому что я не знаю, кто это. Так оно и было. Я подозревал одного, а оказался другой.
Через три года пришел ко мне виновник и признался, что он украл овцу. И не говорил ничего до двенадцати часов ночи. До этого он не мог сказать ничего, хотя мы долго беседовали с ним вдвоем.
Когда он женился, то приходил ко мне, чтобы я стал его посаженным отцом, но я не смог тогда, а теперь я думал, что он хочет, чтобы я стал крестным его ребенка, а когда пошло слово за слово, он сказал мне об овце.
Та овца была замечательная… И в 12.05 ночи я зажег свечу, протянул ее ему и сказал, что отдаю ему ту овцу за помин моей души[77], хотя он хотел купить мне другую овцу взамен той.
Я спросил его:
— Что ты потерял за эти три года?
И он мне сказал, что у него пали три лошади, две коровы, одна свиноматка с поросятами и из пятнадцати овец осталось пять. И с телегой его ловили каждый раз, когда он хотел сколотить копейку.
— Бог в помощь, дед Стратон!
— Целую руки, отцы! Вы опять пришли к старику?
— Мы пришли, чтобы ты рассказал нам, что ты еще вспомнишь об отце Клеопе, когда он был у вас здесь в доме и в лесу.
— Пожалуйте в дом, посидим, поговорим.
Он был моим духовником, и вот я теперь не знал о нем ничего уже два года. Все спрашивал у одного священника из монастыря Слатина, который знал, где Батюшка, но Батюшка говорил ему: «Оставь теперь, оставь».
Однажды приходит ко мне отец Кирилл и говорит: «Пойдем теперь, встретишься с Батюшкой». Был вечер 2 февраля, Сретение Господне, и мы пошли к Николаю Морошану из Стулпикан. Батюшка еще пожил там до весны, а потом опять послал за мной и перебрался к нам домой. Шесть лет я провел с ним. Он убегал, его преследовали, искали, он прятался у меня, у других людей, а потом я отвел его в лес в одну землянку, в То́рчи.
Вечером, бывало, приходили очень надежные люди к нам домой, и мы говорили с Батюшкой, но кто-нибудь стоял на улице и следил, чтобы не пришел кто-нибудь посторонний, ведь его преследовали.
Я стелил ему постель на кровати в одной из комнат. Когда приходил будить его утром, он лежал на полу. Он не спал на кровати, он всегда подвизался.
Как-то Батюшка сказал мне: «Стратон, а Стратон! Не найдешь ли ты мне такое место, где бы я слышал, как птица летит, как родник журчит, где бы слышал, как завывает ветер в буках?» Я знал в Торчах один вековой лес, куда никто еще не входил с топором. Пошел я туда и нашел одно место. Вернулся и сказал ему, а ночью снова пошел туда с Батюшкой. Ему понравилось там. Там я ему сделал землянку, вся была в земле, не видно было ничего сверху.
Вместе с братом моим, Иларионом, взяли мы топор, пилу, лопату и пошли. Когда мы пилили дрова и вколачивали, чтобы вышла землянка, слышим, Батюшка говорит: «Ладно, оставь так! Почему он не ставит их хорошо? Оставь, так хорошо!» Тогда я понял, что это диавол ему сказал, что мы нехорошо их ставим, но я никого не слышал, кроме Батюшки!