Я хотел поступить учиться на церковного певчего и пошел к Батюшке в Сихастрию и просил его, он ведь, может, знает кого-нибудь из монастыря Нямц, чтобы помог мне, а Батюшка мне сказал: «Иди сам, потому что если это от Бога, то ты сможешь», — и я поступил.
— Что вам казалось особенным у отца Клеопы?
— Особенная святость, особенный дар; он ведь имел почти все дары; притягательная душа. Как зайдешь к нему, то когда выходишь, поневоле подумаешь: «Боже, да что это со мной?»
Много раз, рассказывая о времени своих скитаний, Батюшка говорил, что у него были надежные люди, которые даже под страхом смерти ни слова не рассказали бы о нем. В этом мы убедились в Негрилясе примерно через шесть лет после кончины Батюшки. Хотя эта верующая женщина знала нас, еще когда Батюшка был жив, но все же не захотела рассказывать нам ничего, кроме следующего.
— Мы слышали, что отец Клеопа некоторое время скрывался в вашем доме. Что вы можете рассказать о нем?
— Я пошла, пришла, говорила с ним, он был у нас, и я была у него в монастыре. Было много всего, и я не могла всего сказать… Ах, Батюшка был хороший!
— Вы нас знаете по монастырю, а Батюшка теперь отошел ко Господу; прошло столько лет, может, вы расскажете нам побольше?
— Было много всего. Да… м-да! Кто об этом знает! Кто об этом не знает, тот об этом не знает! Вот какое дело!
— Вы действительно не хотите нам сказать?
— Да я больше ничего не знаю. Это только знаю!
— Дед Василий, как вы познакомились с отцом Клеопой?
— Он втайне жил у Стратона, и я не знал об этом, хотя был кумом Стратона. Однажды я пришел к ним огородами, и Батюшка стоял и говорил со Стратоном и Параской. Они не видели меня. Я отступил назад и покашлял. Когда пришел снова, увидел только его одежду, когда он входил в дом. Поговорив с ними, я сказал: «Я видел, как вы говорили с Батюшкой, и подался назад, чтобы вы меня не увидели». Они рассказали Батюшке, и он сказал: «Пусть человек тот придет сюда». Я пошел и говорил с ним. Потом он посылал меня в монастырь. Писал записочку и посылал меня. Я ходил туда два-три раза. Я был его доверенным человеком.
— А что говорил отец Клеопа?
— Он мне рассказывал от сотворения мира; он мне говорил все! Но он не говорил по книгам. Он говорил так, как мы говорим. Он помнил все! Что он говорил, все случалось. Ведь он знал все. Все знал. Не знаю откуда. Он был большой человек!
— У вас была какая-нибудь скорбь, в которой он вам помог, в которой стало так, как говорил Батюшка?
— Была. Но он мне говорил: «Оставь, ты увидишь сам, что с ним будет». Я думал, что тот сделает мне, но не надеялся. Батюшка говорил мне: «Молчи, потому что ты узнаешь». И стало, как говорил он, так стало.
— Бывали вы и в монастыре Сихастрия, чтобы увидеть его и поговорить с ним?
— Бывал. Когда приходил, он сидел на улице и говорил с людьми. И когда я входил в калитку, он восклицал: «Е-е-ей, дед Василий! Подойди поближе!» Он держал большие беседы. Как он, никто так сейчас не говорит. Он был старый, но когда говорил, было слышно с дороги, такой голос у него был!
— Дед Василий, вы видели столько людей, какое впечатление произвел на вас отец Клеопа?
— С тех пор, как я увидел его, такого человека, как он, больше не было. Он был какой-то святой человек, не из этих. Такие еще бывают монахи, но он был человек очень чистый, и с ним понимаешь друг друга, какой бы ты ни был. Я ему говорил: «Батюшка, я хочу заплатить за поминки в монастыре. Сколько стоит?» А он мне называл половину. «Только и всего?» — «Для тебя этого слишком много. Я заплачу половину. Ты встретишься с ним там, наверху». Нет никого, как он, нет. Были люди, но чтобы был человек, как он, нет! Человек чистый он был. Ни одного я не услышал — я ведь был в монастырях и говорил с другими, — чтобы, как он, помнил от сотворения мира все. Он был человек очень умный и чистый. Как он нет людей. Есть сейчас те, которые в миру… все люди понимали, что говорил он. Ведь были и из села, и профессора, все понимали. Хороший человек и чистый человек! Мне было жалко, когда он умер.
— Вы исповедовались когда-нибудь у отца Клеопы?
— Да. Он был такой, если хотел исповедать тебя, то он тебе говорил в точности все, с того, как ты был маленький, все говорил тебе наперед. Он все знал!
— Сколько вам лет, дед Василий?
— Мне девяносто пять лет, пошел в девяносто шестой.