Послал он Санду Тудора — поэта, монаха Даниила Тудора, если ты о нем слышал, — чтобы они нашли меня. Он думал, что так сможет найти меня. Но это было Божие дело. Отец Даниил был поэт, директор газеты «Крединца» [ «Вера»] в Бухаресте, может, вы слышали о нем. Он был крупный писатель и правая рука Патриарха. Умер и он в Аюде[82], в тюрьме, бедняжка. Он создал ту организацию, «Неопалимая Купина», что в Бухаресте. Он был человек очень решительный и умный, и его боялись. И послал его Патриарх:
— Делай что хочешь, отец Даниил, но приведи мне отца Клеопу.
А отец Даниил был у него с делегацией и из Патриархии, и из министерства внутренних дел.
Я находился за 30 километров в горах Стынишоары, в Фунду Трочилор, с одними только медведями и косулями жил там, да с кабанами. Но вот видишь, когда
Бог хочет, чтоб ты выпутался из какого-нибудь дела, то устраивает все. На горе Клэдита был у меня один дед, Некулай Морошану он звался. Упокой, Господи его душу, были они дед и бабка, Некулай и Анна. Жил я и у них несколько месяцев, пока не сладил себе землянку в дебрях гор.
У меня была пара лаптей и казанок. И эта вся моя посуда была в горах, казанок, только и всего. И воду я из него пил, и грел в нем водичку, и для всего он мне служил. Ничего у меня не было там. И пошел я к тому деду взять пару лаптей, казанок и мешочек лесных орехов, оставленный для меня одним батюшкой. Когда я пошел к этому деду — я жил у него месяцев пять, потому что у них был одинокий домик в горах, вдали от сел, и я крепко доверял старикам этим, да упокоит их Бог на Страшном Суде, — и беседовал с ним, и вдруг он говорит мне:
— Господин батюшка, три монаха идут сюда по горе Клэдита.
Я вижу — окно без решеток, прыгнул в окно и спрятался на сеновале. А там проходила тропинка из Клэдиты в Рарэу. Монахи шли в Рарэу наверняка, ибо у этого деда монахи останавливались, когда шли туда и обратно. Ведь они знали его, стоял он у них на пути там, одинокий домик в горах. Я сказал:
— Дед Некулай, не говори ничего.
Что ему говорить, когда хоть режь его на кусочки, он не выдаст ничего! Эх, какие люди были у меня, таких монахов не сыскать вовек! Он знал Емилиана и Петрония — который теперь настоятелем на Святой Горе, — знал их со Слатины, но этого, Даниила, который был говорлив, он не знал. А тот, как только пришел, начал звать:
— Дед, — я слышал его с чердака на сеновале, — ты не видел, не пробегал ли тут какой-нибудь олень, не видел, не забрел ли какой-нибудь козел? Ты не видел, не заскочил ли сюда какой-нибудь заяц?
— Господин батюшка, не видел.
И так он расколол деда. Ведь тот был охотник и дубил шкуры оленей и косуль. Хороший охотник был.
И когда зашли в дом, он показал ему документы, печать Священного Синода, подпись Патриарха Иустиниана и секретаря Казаку, визу министерства внутренних дел: «Где бы он ни был, без всякой опаски пусть придет», — где бы меня ни нашли.
— Дед, если ты знаешь что-нибудь и не говоришь, да не будет тебе прощения от Бога вовек (так заклял его отец Даниил). Мы не пришли затем, чтоб причинить ему зло. Мы пришли с документами от Священного Синода и министерства внутренних дел. Смотри, что тут написано: «Где бы ни нашелся отец Клеопа Илие с учеником своим Арсением Папачоком, пусть идут в Бухарест, ибо его вызывает Церковь».
Старик, когда увидел все это, не сказал им ничего, а пришел ко мне. Бабка накрыла им на стол, приготовила еду. Положила им все, что нужно. А он пришел ко мне:
— Господин батюшка, не сдавайся, они хотят поймать тебя на документы. Они послали документы, чтоб только поймать тебя.
— Ну, — говорю, — я же не украл ничего. Мне за проповедь чинили неприятности, за то, что я не молчал. Как угодно Богу. Но не говори им покамест.
Пошел он назад. Отец Даниил спрашивает его:
— Дед, ты не знаешь? Я слышал, что он здесь проходил.
— Не знаю, господин батюшка, тут проходят монахи в Рарэу, останавливаются, но я не знаю, кто тот.
И снова пришел ко мне старик:
— Не сдавайся, двоих я знаю, но есть один говорливый, тот агент секуритате, не сдавайся.
— А ну поди спроси, как их зовут.
Когда он сказал мне, что его зовут Даниил Тудор, я сказал ему:
— Не бойся, он отбывал срок на канале много лет, его вызволил Патриарх. Не бойся, он прошел через страдания. Не беспокойся нисколечко. Он игумен в Рарэу. Мною он туда поставлен. Я его сделал схимником, ибо его звали Агафоном, и я дал ему имя Даниил в схиме. Оставь их в покое и не говори им ничего.
И сколько они ни мучились:
— Дед, ты не знаешь такого-то?
— Не знаю.
Когда им пришло время ложиться спать, горела одна лампадка там, я слез с чердака на сеновале. Обут я был в лапти, на голове папаха пестрая, полы подрясника подвернуты на поясе, и зипун сверху, а коробочка со Святыми Тайнами была на груди — я все время носил их с собой, чтоб не умереть непричащенным, ибо был скиталец-человек. И когда они легли, я иду и стучу в дверь. Они подумали, что это дед. Но я договорился с дедом Некулаем: