И было это постом Святой Марии. Некоторые из наших студентов поели скоромного. А матушки не ели, они взяли себе постную еду, и ни одна не ела скоромного. Женщины оказались крепче них. И я, когда узнал, не допустил их к Причастию, всех, кто ел скоромное. Пришел владыка Феоктист:
— Отец духовник, что ты сделал со студентами?
Говорю:
— Преосвященный, я не сделал ничего.
— Ты не допустил их.
— Не я! Божественные каноны, преосвященный.
— Патриарх рассердится.
— Мне дела нет до этого. Я жил с одной картофелиной в Ваду Негрилесей, а вы привезли меня сюда, чтобы я разрешал посты? Никогда я вам их не разрешу!
Тут вдруг вижу, зовут меня к телефону под вечер. Мне еще нужно было исповедать матушек, занимавшихся византийской живописью, как вдруг вызывает меня к себе Патриарх.
Он сидел там на стуле:
— Отец Илие, а что же ты сделал со студентами?
— Ничего я не сделал, преблаженный!
— Ха-ха-ха, но ты хорошо их проучил! Да, ну и хорошо же ты их проучил! Пусть знают, что у нас есть еще духовники в Румынии! Ну что же это за верующие, если они не держат постов, хорошо ты проучил их!
Патриарх был весел, он обнял меня и поцеловал:
— Хорошо, что у нас есть еще духовники!
Я говорю:
— Преблаженный, ты срываешь меня с корней елей, из пустыни, чтобы я разрешал тут посты в Бухаресте, в пост Святой Марии, такой короткий? Да это же невозможно!
— Браво, отче!
Потом он произнес проповедь на факультете:
— Вы видите, что у нас еще есть духовники? Видите, что они еще есть в этой стране? Как же так? Он, бедняга, так там живет, а вы здесь, молодые, не можете?
Возвращение в Сихастрию
Оказавшись снова в лесах поблизости от монастыря Сихастрия, отец Клеопа установил связь с отцом Варсануфием, выдворенным из монастыря и жившим в маленькой избушке на опушке леса[86]. Они встречались раз в два-три месяца, исповедовались, вместе служили Святую Литургию, один как священник, другой как певчий, и причащались.
Однажды, спустя несколько дней, проведенных вместе, отец Варсануфий, перед тем как вернуться в свою избушку, стал просить отца Клеопу, очень ослабевшего от продолжительного пощения и многих подвигов, перейти жить к нему, поскольку он устроил тайный ход в избушке и в нем можно было спрятаться в случае необходимости.
Отец Клеопа решил пойти с отцом Варсануфием, и ночью они вышли из землянки, чтобы затемно, пока не забрезжил свет, добраться до избушки на опушке леса. Когда они дошли до ручья, что течет у подъема на гору Котнэре́л, отец Клеопа глотнул немного воды и, будучи очень изнурен, почувствовал такую слабость, что не смог удержаться на ногах. Тогда он передал отцу Варсануфию свою ношу и на коленях пополз в гору, боясь, как бы день не застал их в пути и кто-нибудь не увидел их.
Спустя некоторое время в избушку отца Варсануфия дошли обнадеживающие вести из монастыря, и отец Клеопа решил вернуться в Сихастрию.
«Была пятница, и я возвращался в монастырь. Поднявшись на гребень горы Чокырлан[87], я остановился, перекусил немного хлеба с орехами и заплакал, подумав о том, что, когда приду в монастырь, меня сдадут в тюрьму. Так оно и было. На второй же день явились за мной и повели, а полковник принялся избивать меня. Ой, мама, мама… А бедняга Иоанникий отправился в Бухарест к Патриарху, тот заступился за меня, и таким образом я был выпущен на свободу».
НЕ В МЕРУ ДАЕТ БОГ ДУХА
Снова в Сихастрии
Оказавшись снова в монастыре, отец Клеопа остаток своей жизни посвящает молитве, безмолвию, написанию духовных сочинений, в частности проповедей, и духовничеству, продолжая таким образом возрождать православную духовность в Румынии, заложенную святым Паисием Величковским и продолженную многими другими богоносными отцами, о святом жительстве которых написано до сих пор слишком мало.
Сила слова, смирение[88] и милосердие[89] лежали в основании миссионерства отца Клеопы, в последние десятилетия жизни духовно питавшего многих посещавших его паломников, монахов и мирян, советами, наставлениями, поддержкой нравственной, душевной или даже материальной и не в последнюю очередь — чистым учением о православной вере.
Он всегда говорил о смерти и страшном часе Суда, ожидающего каждого человека, а от монахов требовал вести настоящую духовную жизнь, свободную от личных интересов, от безнравственности, стяжаний и попечений о земном.
86
Выдворение отца Варсануфия Липа́на было следствием гонений на монахов. Впоследствии он вернулся в Сихастрию. Старец Клеопа после кончины в 1990 г. своего духовника, благодатного иеросимонаха Паисия Олару, избрал себе в духовники свое духовное чадо, протосингела Варсануфия, и смиренно оказывал ему всецелое послушание, уже будучи широко известным во всей Румынии и за ее пределами, а перед кончиной старца Варсануфия сам напутствовал своего дорогого сподвижника, духовное чадо и одновременно духовного отца, в жизнь вечную.
88
Много раз я поражался глубокому смирению отца Клеопы. О внешнем он заботился очень мало. Даже тогда, когда из-за старости и болезни нужно было почаще менять одежду, он предпочитал оставаться в одном и том же, хорошо осознавая, что многие от этого будут крутить носом. А когда кто-нибудь хотел его сфотографировать, можно было услышать: «Поди туда, где есть осел, сфотографируй его и подпиши под снимком: “Клеопа”». —
89
Милосердие отца Клеопы было двух видов: материальное и духовное. Много раз он помогал деньгами людям несчастным и нищим, как явно, так и тайно (чтобы не увидел этого роптавший ученик). Цыгане из села Пипириг называли его «отче наш». Отец Клеопа рассказывал, что как-то ему захотелось посмотреть, сколько нужно дать цыганам, чтобы им было достаточно. Взял он коробку, в которой хранил деньги для нуждающихся, и начал раздавать им. И когда спрашивал у них: «Еще хотите?» — они отвечали: «Дай еще, отче! Дай еще, отче!». И хотя он уже раздал им все, что было в коробке, они все равно не переставали выпрашивать: «Дай еще, отче!». —