— Окажи послушание, сделай то, что скажет старший.
Когда я спросил его во второй раз, он сказал мне:
— Иди и скажи ему, что не можешь выполнить этого послушания.
Но я попросил его, чтобы и он тоже сказал об этом отцу настоятелю, а сам даже не пошел к тому. Тогда настоятель больше не стал давать мне этого послушания, но, поскольку я сам не сказал ему, он рассердился на меня и наложил на меня епитимию — уйти в другой монастырь на три месяца. Однако я пробыл там полтора года и едва вернулся назад. Вот что делают непослушание и лукавство.
Говорил Батюшка:
— Оказывайте послушание и не забывайте «Господи Иисусе», ибо послушание причащается понемногу всем добродетелям: у него есть и смирение, и любовь, и терпение, и так далее, а «Господи Иисусе» охраняет тебя, чтобы ты не выпал из послушания.
Говорил, что послушание — как Святая Литургия, потому что кто совершает послушание с любовью, тот совершает Литургию, то есть он сам приносит себя в жертву, как Христос, на алтаре любви к ближнему. Говорил, что послушание — это лестница с одной-единственной ступенью, которая возносит на небо быстрее всего, и эта ступень есть отсечение воли. Учил нас и тому, что это все значит, на простых историях, например:
— Если у тебя послушание топить печь на кухне и ты несешь дрова и встречаешься с братом, который просит тебя помочь ему нести ведро с водой, то ты оставляешь дрова и помогаешь ему, а потом продолжаешь свое послушание. Это означает отсечение воли.
Еще приводил нам в пример послушания отца Иулиана, который трудился на скотном дворе и которого часто ругал настоятель и грозился отправить его в мир, потому что он не исполняет свое послушание как следует, а отец Иулиан смирялся, и просил прощения, и решительно твердил, что в мир не пойдет, пусть он налагает на него любую епитимию, какую только хочет. Тогда настоятель радовался, что у него есть такие решительные монахи, и говорил отцу Клеопе, что в действительности испытывал его и не имел в мыслях делать такое дело.
Однажды Батюшка говорил:
— Те, кем пренебрегают в монастыре, раньше нас будут в раю, потому что они смиренны и презираемы.
И приводил в пример одного отца, Дометиана, который 25 лет пробыл на послушании у телят и все время пел каждому, кому только ни выйдет на дорогу:
— Господина и митрополита нашего, Господи, сохрани на многая лета, — и исполнялся радости и райского блаженства, если ты говорил ему, что он и есть митрополит.
Этот отец был столь чист, что, хоть и провел долгое время на скотном дворе, одежды его никогда не пахли навозом.
Часто отец Клеопа говорил в проповеди на общей трапезе:
— Отцы и братия, есть одна редкая птица, которую очень трудно поймать и которая называется любовью. Имейте любовь между собою, ибо без нее мы напрасно пребываем в пустыне.
При монашеском постриге он сказал мне:
— Правило монаха — триста земных поклонов в день, а вы кладите сколько сможете и восполняйте недостающее смирением.
Он любил славословить Бога на лоне природы. Много раз я видел, как он останавливается в горах, любуясь природой и отбивая великие поклоны до земли с большим, каноническим крестным знамением, а затем садится на землю и молится молитвой «Господи Иисусе». Он был всегда с четками в руке и передвигал узелки и тогда, когда говорил с кем-нибудь, — доказательство того, что он молился непрестанно и не считал это поводом к тщеславию, как говорят сегодня некоторые, но обязанностью или заповедью, данной нам при постриге, — молиться непрестанно. Таким образом, Батюшка говорил, чтобы мы молились и устами, и умом, как можем, только чтобы молились непрестанно. Иногда ему нравилось быть в лесу с кем-нибудь, чтобы можно было пропеть славословие или другое какое духовное песнопение.
Говорил, что тогда, когда к тебе придет помысл уйти в мир (спуститься в долину), ты поворачивай в гору, в лес, ибо там тебе нечем соблазниться — «чем тебя соблазнит дерево или куст?» — в то время как в мире чего только не увидишь и не услышишь.
Однажды мне захотелось пойти навестить своих родственников и послужить в моем селе диаконом, потому что меня звал сельский священник, и я спросил его мнения, а Батюшка мне сказал:
— Если пойдешь, будешь Антоний, а если не пойдешь, будешь авва Антоний.
Однажды у него были неприятности с секуритате, запретившей ему принимать людей в своей келии, но только в храме, и он сказал:
— Ну если б я только захотел, я бы позвонил разок кое-кому, и вся эта ситуация вмиг изменилась бы, но я не возлагаю упование на людей. Ибо чей же я буду служитель, если не потерплю немножко невзгод ради Христа?