Жозеф убедился, что это Клу, потому что в этот самый момент тот окликнул его:
— Жозеф, это ты? Подожди меня.
Клу просил его подождать, хотя Жозеф и так стоял на месте, когда к нему подходил Клу; теперь он видел его куртку с большими, набитыми чем-то карманами:
— Жозеф, а ты что тут делаешь?
На нем была толстая серая куртка с широкими плечами, похожая на окружающие скалы, на скалы, из-за которых он появился, того же цвета, что и эти скалы; казалось, он катится к нам, как один из тех камней, что он потревожил при спуске.
Потом он остановился.
— Понимаешь, это мое ремесло… Да, ремесло.
И он продолжал:
— А что ты?
Но ответа не получил.
Он снова начал спускаться:
— Или тебе тоже стало интересно?
Было слышно, как он рассмеялся, стало слышно, потому что он снова остановился, и камушки, сыпавшиеся у него из-под ног, сталкивались и терлись друг о друга и, казалось, смеялись вместе с ним.
Жозеф по-прежнему не двигался, а Клу снова стал спускаться; Клу был уже близко, чуть выше Жозефа, и свет падал на него с левой стороны. Меньшая половина его лица, та, на которой не было глаза, была освещена зеленым светом, а другая половина оставалась в тени, так что было непонятно, смотрит он на вас или нет. Он подошел и спросил:
— Слышишь, что я говорю?
Он похлопал себя по карманам, по большим карманам, оттягивавшим полы куртки, натягивавшим ткань на плечах, тянувшим вперед все его большое туловище и длинную худую шею; он похлопал себя по карманам, в которых что-то загремело:
— Правда? Как это тебе? Знаешь, у меня есть…
Он рассмеялся.
— Ты прав; мы все разделим.
Он понизил голос.
— В хижине все кончено… Они пропали… Это зараза. Меня это вполне устраивает, но что теперь делать тебе?
Он сделал еще шаг, огляделся вокруг, словно кто-то мог его услышать; и заговорил еще тише:
— Знаешь что? Пойдем со мной… Ты мне поможешь. Есть места, где нужны двое. Надо, чтобы меня туда кто-то спустил, вот ты и будешь держать веревку; надо копать… Потому что они там есть, понимаешь…
Он снова посмотрел вокруг, направо, налево, вверх и вниз; сунул руку в карман и снова вытащил: в руке у него было что-то зажато. Рука эта находилась с освещенной стороны, она была освещена, и то, что было в ней, тоже было освещено: оно блеснуло перед Жозефом, блеснуло в большой черной ладони, блеснуло белыми, зелеными, фиолетовыми огнями:
— Видишь… И это еще не все… Там есть золото… Я знаю места… Ну же, Жозеф…
Он подошел к Жозефу ближе, но тот отступил назад; едва Клу делал шаг вперед, Жозеф делал шаг назад:
— А как только мы наберем столько, сколько будет нужно, мы уйдем. Пройдем по перевалам. Оставим их тут подыхать. Оставим подыхать вместе с их коровами; а мы пройдем по перевалам с нашей добычей, которую можно за дорого продать в городе. Продадим и разделим выручку… У тебя есть невеста; с деньгами все возможно. Ты ей напишешь, и она приедет к тебе.
Он двигался вперед, и камни хрустели у него под ногами, но Жозеф уже ушел.
Он повернулся спиной, и Клу говорил ему в спину:
— Не хочешь? Ну, как хочешь. У тебя будет время подумать…
Он продолжал смеяться.
— Много времени, чтобы подумать, больше, чем нужно… Тебе надо будет просто сказать мне…
Он рассмеялся еще громче.
— Куда торопишься?… Подожди меня… Нам по пути, вернемся вместе.
А Жозеф все бежал и бежал. Он бежал, потом остановился, оглянулся и снова бросился бежать.
Он опять остановился, оглянулся, но сзади уже никого не было, только небо, которое стало еще ниже и закрывало ледник до самой его середины. Тут Жозеф вспомнил о стаде, которое надо загнать в укрытие, подумал, что загонять его туда нельзя, потому что там больные коровы. Он думал об этом, идя на звон бубенчиков, время от времени слышавшийся впереди, звякнул один, потом второй, потом третий…