…Приступая к книге, с волнением я вспоминал о многих фактах и исторических событиях, свидетелем которых я был.
Шаг за шагом раскрывался передо мною облик главного героя повести — Виктора Заречного, его детские грезы, юношеские мечты, искания истины, разочарования в любви, удачи в борьбе, невзгоды в жизни. В Викторе Заречном автор объединил черты, которые были присущи и другим людям его поколения…»
Со страниц повести П. Сычева встает перед нами дореволюционный, далекий от центра России город Владивосток — молодой, строящийся портовый город, с беспокойным и напряженным ритмом жизни, с крайними социальными контрастами. В те времена город наводняли всевозможные дельцы, предприниматели, заводчики, крупные коммерсанты, купцы, биржевики, представители торговых контор — люди разных национальностей, дорвавшиеся до больших прибылей, легко швыряющие тысячи на свои прихоти.
Преуспевающим дельцам противопоставлен в повести бедный, трудовой народ: русские рабочие, съехавшиеся сюда в поисках заработка китайцы, корейцы — обездоленные, едва-едва сводящие концы с концами, изнемогающие в борьбе за черствый неверный кусок хлеба.
Правдиво и глубоко показана в повести сложная общественная обстановка тех лет, настроения и чаяния самых различных социальных групп и классов, вскрыта разительная нищета рабочих окраин, китайских и корейских слободок и несметные богатства буржуазии, наживающей капиталы на темноте народа, на его разрозненности.
Основные образы, проходящие в трех книгах Сычева, — образы профессионалов-революционеров Виктора Заречного и его жены Жени Уваровой. Это честные и чистые люди, отказавшиеся от обеспеченной, и сытой судьбы образованных интеллигентов. Они с головой ушли в подпольную партийную работу, расплатой за которую была цепь обысков, арестов, ссылок. Их повседневный удел — тюрьма, каторга, отрыв на долгие годы от семьи, от близких и любимых.
Искренне и взволнованно, с глубоким проникновением в сложный внутренний мир героя рисует писатель рост сознания молодого человека, постепенное познание им мира собственников с его звериной моралью — «человек человеку волк»; мира, в котором издевательства и насилия власть имущих над трудовым людом считаются нормой поведения и не только не пресекаются, а, наоборот, поощряются законом.
Познание капиталистического мира во всей его омерзительной, античеловеческой сущности с неуклонной последовательностью ведет Виктора Заречного к полному отрицанию всего строя, всей системы общества хищнической наживы, неравенства, к убежденной вере в неизбежность радикального революционного изменения существующих общественных отношений.
Виктор сознательно становится на путь борьбы и активного вмешательства в исторический процесс с целью коренного изменения мира, решительного его преобразования.
Писатель широко и всесторонне показывает многотрудную, благородную, повседневную работу революционеров, самоотверженных и неустрашимых борцов с царизмом. Много внимания уделяет он раскрытию их богатого внутреннего мира, их семейных взаимоотношений.
С чувством любви рисует Сычев портреты и героические дела таких выдающихся политических деятелей Приморья, как Константин Суханов, Сергей Лазо, безвременно погибших от рук палачей — белогвардейцев и интервентов во имя победы и торжества родины.
Хотя в повести П. Сычева мало сцен, в которых непосредственно действует Владимир Ильич Ленин, его величественный образ незримо присутствует во всех трех книгах — образ вождя революции, ее теоретика и практика, ее вдохновителя: статьи и брошюры с высказываниями Ленина по важнейшим вопросам политической жизни страны достигали в. те годы даже таких далеких окраинных мест, как Владивосток, будили людей, звали их на бой и подвиг, указывали пути и методы революционной борьбы.
И поэтому далеко не случайно взял Павел Алексеевич Сычев эпиграфом к книге «Великий тайфун» замечательные по точности и выразительности строки из поэмы Есенина, посвященные Владимиру Ильичу Ленину:
За творческой работой П. Сычева с интересом и вниманием следили тысячи советских читателей, и в первую очередь читатели-дальневосточники, которые с особым, понятным волнением знакомились с книгами, посвященными их краю.
«Страстный певец Приморья» — так справедливо и достойно оценили дальневосточные писатели творческую деятельность П. А. Сычева, внесшего свой художественный вклад в сокровищницу литературы о Дальнем Востоке.
В. Солнцева
Он мощным словом
Повел нас всех к истокам новым.
Он нам сказал: — Чтоб кончить муки,
Берите все в рабочьи руки.
Для вас спасенья больше нет —
Как ваша власть и ваш Совет…
Часть первая.
ПОВОРОТ ИСТОРИИ
ПОД КРЫШЕЙ СЕРАФИМЫ ПЕТРОВНЫ
Ночью завыл ветер. Он дул с моря, врывался в улицы Рабочей слободки, спрятавшейся за горой, остервенело рыскал по темным дворам, открывал калитки и сердито хлопал ими.
Избушка Серафимы Петровны вздрагивала под лобовыми ударами ветра. Лист железа на крыше, плохо прибитый, нудно скрипел, будто кто-то силился оторвать его.
Виктор Заречный проснулся. Проснулась и Женя. Они спали на полу. Серафима Петровна постелила им перину в передней комнате, которая служила ей «гостиной». Сбоку стоял венский диванчик, а в головах — швейная ножная машинка. «Гостиная» была так мала, что в ней можно было положить еще только одного человека — у порога двери, которая вела в кухню.
— Не спишь? — прошептала Женя. — Какой ужасный ветер!
— Должно быть, тайфун, — шепотом отозвался Виктор.
Серафима Петровна тоже, кажется, не спала у себя за дощатой, оклеенной обоями перегородкой.
Виктор оглядел в темноте комнату.
«Как убого! — подумал он. — Нищета!»
Вчера он заметил на матери стоптанные башмаки. Говорит она не так, как говорила прежде: голос стал не ее, чужой; должно быть, зубов осталось мало.
«Бедная ты моя старушечка! — подумал Виктор. — Не дождешься, видно, хорошей жизни… Впрочем, ведь революция. Революция! Вся жизнь должна измениться».
Ветер сильным порывом ударился в стекла окон, торопливо пошарил по стене, свистнул за углом, рванул с еще большей силой железину на крыше.
— Боже, какой ветер! — снова прошептала Женя, прижимаясь к Виктору.
— У меня не выходит из головы вчерашний парад, — заговорил Виктор. — Всеобщее ликование! Городская буржуазия и грузчики под одним красным знаменем!
— Да, да.
— А революция ведь в самом деле всенародная. Чувство-то у большинства одно: самодержавие свергнуто!
— У одних это вызывает одни надежды, у других — другие, — заметила Женя.
— Верно. В этом-то и вся соль. Не всеми только это осознано. У меня ощущение личной свободы полное. Не висит над головой ни каторга, ни ссылка. Я знаю, что мне не надо прятаться, не надо думать — вдруг придут на квартиру, возьмут, уведут… Исчезло это постоянное ожидание ареста. Но все, что произошло, — это половина того, за что велась борьба, за что погибло столько людей.
Виктор умолк, вспомнив свою последнюю ссылку, дорогу в Орленгу, случай в Качуге.