Боцман Кусакин построил свою роту с обеих сторон полотна железной дороги. Справа от него заняла исходную позицию рота слесаря Гульбиновича. Слева приготовились катить свои пулеметы интернационалисты Красноярского отряда.
Это был передовой отряд армии Лазо, который по диспозиции должен был принять на себя главный удар врага при наступлении на него.
На флангах стояли могучие колонны сотен Аргунского полка под командой Метелицы и кавалерийский отряд анархиста Пережогина.
Из штабного вагона вышел Лазо, за ним — члены полевого штаба. Лазо был в кавалерийской шинели, с биноклем на груди и планшетом сбоку.
— Ну, товарищи, — проговорил он спокойным голосом, — скажу словами поэта Плещеева: «Вперед, без страха и сомненья!»
Командир аргунцев Метелица и Пережогин пошли к своим коням, которых держали за узду их ординарцы неподалеку, у железнодорожного пути.
Шрейбер — подтянутый, гладко выбритый, с небольшими светлыми усами человек лет тридцати, по национальности латыш — отдал приказание командирам батарей.
Среди полной тишины раздался молодой голос командующего:
— Приготовиться к наступлению!
Вслед за голосом командующего послышались голоса командиров частей, рот, полурот, подразделений:
— Слушай мою команду!
И армия Лазо пошла в наступление.
…Виктор Заречный, заложив руку за ремень планшета, прохаживался у броневого поезда, а на броне-поезде у орудий и пулеметов сидели пулеметчики и демобилизованные артиллеристы Четвертого крепостного полка, пошедшие добровольно «громить контру». Между ними шел разговор. Виктор Заречный не видел их, но слышал весь разговор, слово в слово.
Несмотря на свою простоту и доступность, Лазо в то же время был как бы непроницаем для постороннего взора. В отрядах имя его приобрело широкую известность. О нем часто возникали разговоры. Неизвестно, какими путями к бойцам проникали сведения о его происхождении. Вот и сейчас бойцы говорили:
— Дворянин, сказывают.
— Бессарабского помещика сын.
— Удивительно!
— Я слыхал, что прадед у него был воеводой в Буковине.
— Это в Закарпатской Руси, Мы там австрийцев били.
— Дед Лазо, говорят, тоже был военный.
— Значит, в крови у них.
— Удивительно! — опять сказал артиллерист, которого, по-видимому, все удивляло, не только в Лазо, но вообще в жизни. Виктору солдат этот представлялся человеком с голубыми детскими глазами,
— А ведь простой прапор.
— А теперь прапоры — самый образованный народ в армии. Студенты.
— А говорят — не большевик, эсеровской партии будто бы.
— Вот уж этого я никак не пойму: какой же эсер, если с большевиками, с народом идет — и глава всему? Ведь фронт ему доверила советская власть! Вы только подумайте об этом: фронт! Это тебе не ротой командовать!
— Ну, над ним тоже поставлены.
— Кто поставлен?
— А Дмитрий Шилов. Он повыше Лазо.
— Повыше, да не командует.
— Наблюдает… От Читинского военного ревкома.
— И над большевиками наблюдают… старший над младшим… Оно так и идет: сверху донизу.
— Говорят, в Иркутске наш главком больно храбро дрался с офицерами и юнкерами.
— Там три полковника организовали мятеж.
— А прапор бил их.
— Народ побил! — с чувством гордости сказал чей-то басок. — Прапор! — укоризненно произнес он.
— Известно, народ, а что без командира народ сделает?
— Идет, — проговорил солдат, лежавший грудью на мешке с песком и посматривавший по сторонам.
К броневому поезду подошел Лазо.
— Разрешите… с вами? — обратился Виктор к Лазо.
— Едемте, — слегка удивясь, ответил Лазо. — Хотите все видеть своими глазами?
— Да, такая у меня должность…
На шутку Виктора Лазо ответил молчаливой улыбкой.
— К тому же, — добавил Виктор, — это вообще может пригодиться.
— Да, мы должны уметь воевать, — сказал Лазо.
Они подошли к паровозу.
На паровозе, взявшись рукой за рычаг, уже давно ждал команды машинист, старый железнодорожник.
— Ну как, товарищ Агеев, все в порядке? — спросил Лазо.
— В порядке, — весело ответил машинист.
— Сейчас поедем… через две минуты.
Лазо и Виктор взошли по железной лестнице на броневую платформу.
Красногвардейцы поднялись со своих мест.
— Здравствуйте, товарищи! — сказал Лазо бодро.
— Здравствуйте, товарищ главнокомандующий! — ответили красногвардейцы.
— Все в порядке? — спросил Лазо командира бронепоезда.
— Все в порядке.
— Можно ехать?
— Можно.
Лазо взял трубку полевого телефона, провод которого тянулся на паровоз.
— Товарищ Агеев! Поехали!
Паровоз вздохнул, прошипел, и бронепоезд тихо тронулся.
Виктор мало знал о Лазо. Ему было известно только, что Лазо, не окончив Технологического института, уехал в Москву, где поступил в университет на физико-математический факультет. Во время войны был мобилизован и зачислен в Алексеевское пехотное училище. Из училища вышел прапорщиком, его назначили командиром взвода Пятнадцатого Сибирского стрелкового запасного полка, стоявшего в Красноярске. После Февральской революции прапорщик-революционер подавлял в Иркутске мятеж офицеров и юнкеров. Вот и все его военное образование и весь боевой опыт. «Откуда же у него такая изумительная ориентация в обстановке и такая спокойная уверенность? Значит, в крови у него», — подумал Виктор словами красногвардейца.
За разъездом Седловым, очищенным от противника, бронепоезд нагнал Дальневосточный отряд и пошел дальше, в разведку.
Показались станционные огни. Семафор был закрыт. Послышались ружейные выстрелы, застрочил пулемет.
— Подъезжаем к Бурятской, — сказал командир бронепоезда.
— Здесь у него небольшой отряд, — заметил Лазо. — Вечером путь был цел. — Он взял трубку полевого телефона. — Прибавьте ходу, товарищ Агеев. — Положив трубку телефона, он отдал распоряжение командиру бронепоезда: — Откройте огонь.
Раздались выстрелы из пушек по станции. Пулемет у семеновцев смолк.
Лазо взял трубку телефона:
— Полный ход.
Поезд влетел на станцию. От здания станции во все стороны бежали семеновские солдаты.
— Остановите поезд, — сказал Лазо по телефону.
Бронепоезд остановился.
— Прекратить огонь, — приказал командующий.
Лазо спрыгнул с бронепоезда, и красногвардейцы, прыгая на перрон и на железнодорожное полотно с криками «ура», рассыпались в погоне за бегущими.
Станция Бурятская была освобождена от противника.
Но вот впереди на путях появился вражеский бронепоезд. Наблюдавший с бронепоезда за движением отрядов Лазо поднес к глазам бинокль.
— А на бронепоезде японцы, — сказал он с некоторым удивлением. — Русские офицеры и японцы.
Загрохотало орудие тяжелой батареи Тужикова, старого артиллериста, рабочего Владивостокского военного порта.
— Так, — произнес Лазо, глядя в бинокль. — Хорошо. — Он видел, как снаряд ударился в стенку бронепоезда и разорвался. — Еще… Так. Очень хорошо!
Батарея метко била по бронепоезду.
— Кажется, подбит, — сказал Лазо, не отрывая глаз от бинокля.
— Ура! — донеслись крики пехоты.
КРОВЬ НА ЦВЕТАХ БАГУЛЬНИКА
Армия Лазо подошла к Оловянной, к последнему по эту сторону реки Онон укрепленному пункту врага.
У подошвы одной из сопок собрались командиры, комиссары и политработники отрядов. Приехал на «Чендере» Лазо. Состоялось летучее совещание перед началом штурма Оловянной. День уже был на исходе.