Все вокруг было серым, от серого тумана, серых скал и нависших серых туч даже люди посерели. Казалось, будто кто-то украл солнце и свет, и всех детей, кроме Кияра и Амалу. Их часто можно было встретить в вереске на границе с пустошью, там, где дорога делала крутой поворот в серый кустарник.
И если бы им довелось взглянуть на мир в красках, то Кияр увидел бы очаровательную девочку с необычными серыми глазами. Это не был тусклый серый цвет, который окружал их целый день, но легкий как дымка с мелкими солнечными капельками, бегущими от зрачка. Густые и буйные рыжие волосы, которые на солнце отливали бы тяжелым медным цветом, обрамляли чуть удлиненное лицо с редкими веснушками. Маленький алый рот был создан для улыбок, но чаще был плотно сжат, так что губы образовывали узкую полоску.
Взглянув на Кияра из под длинных темно-медных ресниц, Амалу увидела бы необычно бледного худого мальчика с иссиня черными волосами, немного вытянутым и узким лицом, с трогательными скорбными складками в уголках аккуратного рта и взглядом, от которого замирало сердце. Этот взгляд глубоко посаженых и поразительно синих глаз был отрешен и полон невысказанной тоски. Лишь когда Кияр смотрел на Амалу, глаза его смягчались и наполнялись теплотой и безграничной любовью.
Дети любили друг друга той нежной, искренней и бескорыстной любовью, на которую способно только юное и чистое сердце.
Вот и сейчас, сидя на камне у дороги и срывая сухие веточки вереска, Кияр спросил:
– Амалу, а ты знаешь, что стало с твоими родителями?
– Нет, – грустно покачав головой, ответила девочка, – я часто спрашивала об этом у бабушки, но она боится говорить, только плачет, когда думает, что я ее не вижу. Как-то она обмолвилась, что они ушли вот по этой дороге…
– Я тоже уйду по дороге, когда вырасту! Надоело сидеть в этом сером тумане, ждать чего-то и всего боятся! – сердито воскликнул Кияр, и его черные брови молниеносно сошлись на переносице, – Ты пойдешь со мной?
– Конечно, – улыбнулась Амалу, и завела любимый их разговор, – Как ты думаешь, что там за серыми горами?
– Наверно замок и другое, хорошее Королевство, где много детей и дети живут с родителями. Эх, сбежать бы отсюда! Мы бы могли стать бродячими цыганами и объехать целый свет!
– Да… Поскорей бы вырасти и отправиться в путешествие! – воскликнула Амалу, мечтательно вскинув глаза к затянутому тучами небу. – Думаешь, нам удастся найти родителей?
– Не знаю… Почему они оставили тебя и не вернулись? А кто мои родители? И что с ними стало? – Кияр угрюмо чертил на земле неведомые символы.
– Не знаю, – тоскливо вздохнула Амалу, и две слезинки скатились по щекам на песок.
– Прости, Амалу, не плачь, – Кияр нежно отвел с лица девочки пушистые волосы и удивленно провел пальцами по слезным дорожкам на лице, оставляя черный след. – Давай лучше представим, какими мы будем, когда вырастем?
Взявшись за руки, они отправились домой. Домик, где Амалу жила со своей бабушкой, стоял в стороне от главной дороги, там, где серые скалы подбирались ближе. Домик был невысокий, но уютный с черепичной крышей и большими окнами, чтобы солнечный свет прогревал широкие подоконники с вышитыми подушечками. Но поскольку сейчас солнца не было, окна были занавешены плотной тканью, а расшитые цветами подушечки были единственным напоминанием о роскошном цветнике перед домом.
– Ну, когда я вырасту, то стану прекрасной, как принцесса, – сказала Амалу, пиная выбившуюся из дороги гальку, – мы уедем по дороге через горы, и ты будешь биться за мою благосклонность на всех турнирах, – и она хитро скосила глаза на Кияра, наблюдая за его реакцией.
– Ну, ты и так ко мне благосклонна, – уверенно хмыкнул Кияр.
– Вообще-то благосклонность прекрасной дамы необходимо завоевать, так во всех книжках написано! – от обиды щеки Амалу раздулись, как у лягушки. – Вот возьму и стану благосклонной к кому-нибудь другому! – и она показала Кияру язык. – И потом я буду такая прекрасная, в красной юбке и похожая на цыганку, меня все будут любить! – книжка про бродячих цыган, была любимой у Амалу. Заточенной в сером Королевстве, ей казалось, что лучше бродячей, шумной, веселой цыганской жизни и придумать нельзя.
– Но больше всех ты все равно будешь любить меня, правда? – миролюбиво заметил Кияр и снова взял Амалу за руку.