Тигрята умело научились при скрадывании добычи, пользоваться защитным цветом своей шерсти, ловко затаиваясь в кустах и зарослях желтовато-бурого цвета, где они были совершенно незаметны для глаз. Этому искусству, они также научились от матери.
Лето подходило к концу. Приближалась чудная, маньчжурская осень, с ясными солнечными днями морозными ночами и безоблачным небом. Период муссонов закончился. Тайга оделась в свой богатый разноцветный наряд и теперь не цветы, а листья горели яркими самоцветами.
На общем тёмно-зелёном фоне леса желтели шафраном остро-вырезные листья кленов, скромные листочки берез и липы, горели пурпуром кружевные листья винограда и малиновые пятна лиан и актинидий. Кедры, ели и пихта своею густою хвоей оттеняли этот разноцветный персидский ковер, наброшенный ранней осенью на горы и леса Маньчжурии.
В тайге поспели разнообразные плоды, орехи и ягоды и для всего животного мира наступило время насыщения и накопления запасов на всю долгую суровую зиму. Белки, бурундуки, летяги и другие грызуны хлопотали целыми днями, собирая в свои кладовые необходимый запас продовольствия, в виде орехов, семян, сушеных ягод и корешков. Медведи, барсуки, енотовые лисицы и все впадающие в спячку животные, одновременно с жированием, подыскивали себе надежные, уютные берлоги, где можно предаваться спокойному, безмятежному и долгому сну, под защитой, непроницаемых для ветров, снежных сугробов. Это время года самое хлопотливое и деятельное в мире животных. Все куда-то спешат, суетятся; у всех деловой, озабоченный вид.
У хищников также много дел. Все они спешат использовать это время для охоты за травоядными грызунами и жвачными, молодые особи которых, уже выросшие, но не имеющие еще достаточного житейского опыта, легко попадаются в когти и зубы хищников. Этот период совпадает также с брачною порой любви у многих животных. Изюбри, козули, олени, лоси и кабаны, чувствуя избыток жизненных сил и энергии, стремятся использовать его, выполняя бессознательно великий закон природы – продолжение рода. Тайга наполняется ревом и криками этих животных, и песня любви и зарождения новой жизни заглушает все другие звуки, нарушая торжественную тишину лесов в период увядания и начала летаргического сна природы.
Тигрята к этому времени подросли и развились настолько, что выглядели почти взрослыми; но это была только видимость, благодаря тому, что могучие лапы их переросли их самих, а пушистая шерсть увеличила их рост. Вес молодого самца достигал уже сорока килограммов, а самка была примерно на треть легче его.
Манеры, движения и повадки у них выработались почти окончательно, но все же в выражении глаз, и в некоторых характерных особенностях строения тела еще много было ребяческого, младенческого, незаконченного.
Они были все также игривы и шаловливы, но в поступках и даже в самих играх исчезла прежняя безмятежность и беззаботность, уступив свое место деловитой серьезности и обдуманности действий. Житейский опыт и суровый закон борьбы за существование уже наложили на их юные головы свою печать. Инстинкт самосохранения и врожденные наклонности, служили им ориентиром на трудном жизненном пути. Теперь все чаще и чаще тигрица уводила своих детенышей из логова, предоставляя им самим, без ее помощи, охотиться и добывать себе пищу.
Первое время у них было много неудач, ошибок и разочарований, но постепенно, приобретая знания и опыт, они постигали эту трудную науку. Корень учения горек всегда, и для людей, и для животных. Часто приходилось тигрятам голодать, так как в сентябре у матери пропало молоко, и им приходилось довольствоваться только мясной пищей, которую они добывали сами. Скрадывание зверя давалось тигрятам с большим трудом. Начали они с более мелкой дичи, с зайцев, рябчиков, белок, бурундуков и мышей. Напрактиковавшись на них, тигрята обратили свое внимание на более крупных животных: молодых козуль, горалов, кабаргу и барсуков. Мать всегда неотступно следовала за тигрятами и внимательно наблюдала за их охотничьей практикой, осторожно подводя их к чуткой добыче и указывая пути и способы скрадывания. Во время этих вылазок, семья удалялась на десятки километров от логова и отдыхала в течение дня в любом подходящем месте, но преимущественно в горных кряжах, в зарослях винограда, лиан и низкорослого орешника. В свое логово, на вершине Татудинзы, они возвращались все реже и реже, т. к. охотничьи угодья их все более и более увеличивались.