– А что в этом такого? – удивленно воззрился я на археолога. – Это просто случайность. Не мы с Оксаной, так кто-нибудь другой рано или поздно нашел бы пацана.
– Мм… не уверен, не уверен, – покачал седой головой Пеничев. – Этот Дом Снов наша группа исследовала вдоль и поперек. Буквально месяц назад я был в том зале, где вы встретили аборигена. А знаете, Станислав, почему мы так хорошо изучили этот Дом?
– Почему?
– Потому что нам, археологам, разрешают копаться только в тех сооружениях, которые уже давно заброшены. В которых уже давно не появляются местные жители. А вы с Оксаной не только ребенка там нашли – следов которого мы, археологи, не заметили, – но и повстречали аборигена, которого там и быть-то не должно.
– Совпадение, – пожал плечами я. – Рыба с пацаном там встретились, а мы с Оксаной их застукали. И, кстати, Чингачгука, не мы первыми нашли, а Артем. Неделю назад, если верить этому сорванцу.
– Тут вы правы, Станислав, – почесал короткую седую бороду Пеничев.
Не знаю, на что главный археолог Чибиса пытался намекнуть, но тон его мне не понравился. Будто он меня обвинял в чем-то.
Мы с Чинги поели мороженое, поглазели на моря и континенты Земли, купили несколько сувениров на память о путешествии и вернулись к Оксане.
– Уважаемые пассажиры, – заструился сквозь переборки лайнера голос стюардессы, – мы готовимся к посадке в космопорту Таллахасси, штат Флорида. Пожалуйста, займите свои места в каютах.
– Надеюсь, там не слишком жарко, – вздохнула Оксана, перебирая платья в шкафу. – У меня все летние вещи сто лет как из моды вышли.
Я хотел сострить насчет жары и моды, но не успел: «Серенити» сотряс удар, а через секунду спасательная автоматика загерметизировала нашу каюту и выбросила её в открытый космос.
Нас швырнуло на одну из стен, вжало ускорением в гладкие панели, оглушило ревом двигателя и до костей протрясло вибрацией от его работы. Всё это длилось секунд десять, потом шум резко прекратился и наступила невесомость.
Когда первый шок прошел, мы обнаружили, что парим посреди каюты в окружении чемоданов и мелких вещиц из женской косметички. К счастью, мебель оказалась прикрученной к стенам и полу, поэтому столкновения со шкафами и кроватями нам не грозили. Каюта медленно вращалась. Освещение, мигнув пару раз, погасло. В наступившей темноте единственным источником света оставался небольшой иллюминатор, в котором сейчас медленно проплывала Луна.
– Все живы? – спросил я, постаравшись придать голосу бодрость.
– Меня мутит, – пожаловалась Оксана. – Можно сделать так, чтобы стены не вращались?
– Все хорошо, – отозвался Чинги.
– Это – верный настрой, – похвалил я ребенка. – Не пугайтесь, нас скоро спасут. Орбита Земли – оживленное место, об аварии уже наверняка знают все, кому положено.
– Что это вообще было? – спросила Оксана.
Она кривила лицо, стараясь сдерживать тошноту, я решил найти ей какой-нибудь пакет и полез в чемоданы, раскидывая вещи вокруг. Иллюминатор тем временем повернулся к диску Земли, залив обстановку голубым светом. На фоне океана и циклонов блестела белая розочка – туристический лайнер с развороченным носом. Вокруг него расходилось в стороны облако черных точек – каюты пассажиров.
– Похоже на взрыв, – негромко пробормотал я.
– Это племя ирокезов, – убежденно сказал Чинги. Он прижался носом к стеклу, высматривая крохотные искорки спасательных ботов. – Они нас выследили. Но – ха! – промахнулись. Дураки, – добавил он с презрением.
– Кто бы там ни был, – протянул я пакет из-под чипсов Оксане, – ирокезы или неисправный ионный модуль, главное – мы живы и здоровы.
– Они не отстанут, – Чинги повернулся ко мне с серьезным выражением лица. – Это только начало.
И малец оказался прав. Взрыв туристического лайнера над Землей вошел в историю как «инцидент Серенити», с которого началась война с энвами.
Созерцая год за годом нечто настолько необъятное и грандиозное, как Великий Войд, поневоле начинаешь сравнивать с ним те повседневные вещи, дела и заботы, которые окружали тебя раньше. И сравнение выходит не в пользу последних. Если на линейке самое малое деление – парсек, то все интересы и проблемы, казавшиеся такими важными и глобальными, превращаются в неразличимую для глаза пыль. Трудно стоять перед бездной и помнить при этом о подтекающем кране на кухне.
Великий Войд дробил, измельчал и растворял в себе мое сознание, забирая глупые тревоги и даруя взамен свою глубину. Непредставимо большое насыщало собой непредставимо малое…