Выбрать главу

— Не забывайте, что вы говорите о покойном.

— Это абсолютно не меняет дела. Я все же спрашиваю вас, что такое он представлял собой? Ничего больше, как огромное, неимоверное толстое создание, интересы которого всегда были направлены только на материальную сторону вещей. Он не знал и не понимал, что такое духовные запросы; его оставляла глухим самая прекрасная песня, оставляла слепым самая безупречная красота. Обыкновеннейший толстяк, с обрюзгшим лицом, дряблыми щеками и огромным животом, наглядно говорящим об его обжорстве.

— Но ведь он уже умер! А мы живем и будем жить. Ради бога, выслушайте меня. Вы упрекаете меня в непостоянстве. Пусть я согрешила! Ну а вы? Разве же вы не грешны? Хорошо, я согласна с вами: я нарушила свои обещания, но вы-то? Ведь и вы нарушили свои обещания. Где ваша любовь, распустившаяся в розовом саду? Где она? Что с ней?

— Она там же, где всегда была, — здесь! — крикнул Дэвид, ударив кулаком по груди. — Она здесь!

— Я знаю, что ваша любовь была великой любовью. Мне всегда казалось, что нет ничего выше ее. Так неужели же теперь у вас не хватит настолько великодушия, чтобы простить меня, — меня, которая теперь плачет и молит о прощении?

Он боролся с самим собой. Слова замирали на его губах. Она заставляла его открыться во всем и сказать то, что он скрывал до сих пор от самого себя. А она, не отрываясь, глядела на него, уверенная в том, что скажется сила прежней любви. Желая скрыть от нее выражение своего лица, он отвернулся, но она обошла кругом него и снова заглянула в его глаза.

— Взгляни на меня, Дэйв, я умоляю тебя взглянуть на меня. Я все та же, что была… Я нисколько не изменилась. И ты… ты тоже не изменился. Мы остались теми же.

Она положила свою руку на его плечо, а он не замечал этого, почти не слышал того, что она говорит. Его привел в себя треск спички: Винапи, не принимавшая никакого участия в том, что происходило в двух шагах от нее, зажгла масляную лампу, которая стала очень медленно разгораться. Ее фигура четко обрисовалась на черном фоне, и внезапно вспыхнувшее яркое пламя обратило бронзу ее чудесного лица в царственное золото.

— Ведь вы видите… сами понимаете, что это невозможно… — простонал он, слегка отталкивая от себя белую женщину.

Он повторил:

— Это невозможно… это невозможно…

— Послушайте, Дэйв… Ведь вы понимаете, что я не девушка и что я очень далека от девичьих иллюзий. — Она говорила тихо, не решаясь подойти ближе к нему. — Я уже взрослая женщина и прекрасно все понимаю. Конечно, мужчины всегда и повсюду остаются мужчинами. Уж так водится. Я нисколько не поражена и почти предвидела это. Но ведь этот ваш брак недействителен? Он не законный?

— Здесь, на Аляске, подобных вопросов не предлагают, — тихо произнес Дэвид.

— Да… но…

— В таком случае не о чем говорить. Здесь других браков не бывает.

— А у вас есть дети?

— Нет.

— Нет… И не…

— Не знаю. Во всяком случае, то, что вы предлагаете, невозможно.

Она снова совсем близко подошла к нему и ласково и любовно стала проводить рукой по его загорелой шее.

— Значит, это вовсе не брак… Насколько я понимаю местные порядки, здесь все мужчины так поступают. Да и не только здесь. Мало кто из поселенцев намеревается здесь остаться на всю жизнь. В таком случае девушку или женщину, с которой мужчина прожил известное время, обеспечивают на целый год всем необходимым, дают некоторое количество денег — и все!

Она пожала плечами.

— Девушка вполне довольна, а мужчина… Вы точно так же можете поступить. Мы можем обеспечить ее не только на год, но и на всю жизнь. Скажите, пожалуйста, чем она была в то время, когда не знала вас? Самой обыкновенной дикаркой, которая ровно ничем не отличалась от остальных туземок. Летом она питалась рыбой, а зимой — олениной… Большую часть года она голодала, но зато в праздники наедалась до отказа. Нечего говорить о том, что вместе с вашим появлением для нее началась настоящая жизнь… Только через вас она узнала, что такое счастье. Вы ей дали узнать много хорошего, и теперь, когда вас уже не будет с ней, ей все же будет лучше, чем до того, как вы вошли в ее жизнь…

— Ах нет… нет, — запротестовал он. — Вы страшно ошибаетесь.

— Не я, Дэвид, ошибаюсь, а вы, только вы. Вы совершенно забываете о том, что, в сущности говоря, вы с ней — абсолютно разные существа. Вы принадлежите к разным расам. Она — местная жительница, которая слишком привыкла ко всему, с чем срослась с детства. Ее невозможно безболезненно оторвать от родной почвы. Она — дикий, первобытный человек, который умрет точно таким, каким родился. Совсем другое — мы с вами. Мы — господа, мы — украшение вселенной, больше того — ее представители. Дэвид, мы созданы друг для друга. В нас звучит высший голос, голос расы, голос рода. Все в нас подсказывает, что нам должно делать. Вам это подсказывает ваш собственный инстинкт, и вы не станете отрицать этого. Множество поколений стоит позади вас, и вам необходимо волей-неволей считаться с этим могучим фактом. Ваш род насчитывает тысячи поколений — быть может, сто тысяч поколений, — и вы не смеете допустить, чтобы он прекратился. Против этого восстанут все ваши предки. Против этого восстанет самый ваш инстинкт, который уж во всяком случае сильнее воли. Раса же сильнее вас, как отдельного человека. Опомнитесь, Дэйв. Придите в себя, возьмите себя в руки — и уедем. Мы еще так молоды, и нас зовет жизнь, которая так хороша…