Все измучены, устали, и все довольны. Мы победили, корабль снова идет вперед, к близкой и желанной цели — к чистой воде Берингова пролива.
Колючинская губа остается позади. Миновали место зимовки Норденшельда. В радиорубке побледневший и измученный Отто Юльевич, закрыв глаза и откинувшись на спинку дивана, ожидает вызова по радиотелефону с «Совета», идущего к Берингову проливу.
Радист Гиршевич включает телефон, подносит микрофон ко рту, кричит и свистит для пробы.
— Перехожу на прием! Перехожу на прием! Говорите, говорите!
Все напряженно ждут. «Совет» отвечает. Говорит Дуплицкий, лучший ледовый капитан Владивостока.
Непрерывно трещат разряды, мешая слушать. Наушники не улучшают положения. Приходится переходить на телеграф.
Дуплицкий сообщает, что ему не удалось пробиться к острову Врангеля и забросить туда твердое и жидкое топливо. Не смог он передать на станцию и радистов. Остров остается без медицинской помощи. Самолетом взяты восемь зимовщиков и ценная пушнина. Машина «Совета» настолько повреждена, что Дуплицкий сомневается в возможности двигаться по Тихому океану без буксира. Надеется на нашу помощь. Сообщает ледовую ситуацию. Поражен беспримерной работой по установке лопастей во льду. Считает ее сверхчеловеческой, желает успеха. Связь с владивостокскими судами, находящимися у Колымы, также поддерживается, но с большим трудом и перебоями. Слышимость очень плохая. Спрашиваю Шмидта:
— Как у них дела?
— По-видимому, хуже, чем у нас, в смысле возвращения в этом году во Владивосток. Евгенов просит меня забрать с собой самолеты с Чукотки. Он предполагает, что суда зазимуют около Колымы. Сам бы «Литке» прошел, но караван ему в оставшийся срок не провести. Зимовать же в открытом море рискованно.
Двенадцать часов ночи.
Гудит мотор радиостанции. В эфир летят вести о нашей победе, о смене лопастей, о том, что мы продолжаем двигаться вперед, вырвавшись из ледовой ловушки.
Уже несколько дней мы не имели связи с материком. Я представляю себе, как в Москве беспокоились, читая газетные сообщения о нашей аварии.
Директор кинофабрики, наверное, сказал:
— Зазимуют! Надо в промфинплане отметить, что выпуск картины «Поход «Сибирякова» откладывается на год.
А мы все-таки не зимуем. Мы не имеем права зимовать ни при каких обстоятельствах. Мы должны выполнить задание партии и правительства — пройти в одну навигацию Северный морской путь, и мы пройдем!
Но льды вовсе не хотят сдаваться. Они снова грохочут, давят на стальную обшивку корабля и грозят ее смять. Круглое стекло иллюминатора то и дело загораживается торосами. Ледокол часто заклинивается между ними. Видно, как вдавливается корпус. Трещит деревянная обшивка. С непрекращающимся скрежетом бьют лопасти об лед. Эти удары кажутся ударами по нервам. Каждый резкий толчок заставляет настораживаться и ждать плохого. Кто знает, как будут служить новые лопасти и надолго ли их хватит… Кругом тяжелый торосистый лед. Разводья и полыньи попадаются очень редко.
Отдыхают люди, измученные непосильной работой на аврале. До сих пор не все еще смогли соскоблить с себя угольную пыль, въевшуюся в кожу. Подживают разодранные в кровь спины. Многие ходят скрюченные, не в силах разогнуться. У всех болят от перенапряжения икры и поясница.
Сегодня закончили укладку продовольственного запаса в трюме № 1. Вот где — в самом носу — по-настоящему чувствуется борьба ледокола с ледяными препятствиями. Каждый удар об лед отдается с силой падающего на наковальню мощного парового молота. Дрожат все заклепки. Сквозь стыки стальных листов просачивается вода. Ящики и мешки, сложенные штабелем и еще не укрепленные, того и гляди свалятся прямо на голову.
В кают-компании мы подводим итоги аврала — получается, что в среднем каждый перетащил на спине пять тысяч пудов угля и продовольствия. Хорошая цифра…
Вечер. Темнеет. Лежу одетым на койке в каюте. Дремота. Из машинного отделения несется ровный, баюкающий гул. В кают-компании тихо — все расползлись по койкам в ожидании ужина.
Толчок. Резкий удар. Звон телеграфа. Взволнованные крики из машины. Топот бегущих ног.
Вскакиваю.
— Что случилось? Авария? Лопасти?
— Да, авария. Сломан опорный подшипник гребного вала.
Все столпились вокруг старшего механика.
Поломка серьезная.
Механики пускают на пробу машину и снова выключают ее. Вал ходит взад и вперед на два с половиной сантиметра. Надо срочно ремонтировать. Двигаться нельзя. Опорный подшипник принимает на себя всю силу, создаваемую движением корабля, и распределяет ее на весь корпус. Авария тяжелая, но исправимая.