Всю ночь работают механики, ставят распорки и закрепы. Непрерывно стучат молотки и раздаются голоса в машине. К утру ремонт, закончен, и ледокол снова готов к движению вперед.
Борьба со льдами
Новая авария — потеря гребного винта. Безвыходное положение. По течению. В дрейфующих льдах. Мыс Сердце-камень. Обратный дрейф. Задержка якорями. От берега на север
17 сентября. Несчастья, как говорится, следуют всегда одно за другим. Отремонтировав подшипник и выйдя снова в путь, мы сегодня повредили одну из новых лопастей. Опять корабль трясется мелкой дрожью, стучит винтом, как в лихорадке.
Визе шутит:
— По теории вероятностей, в таких льдах новых лопастей нам должно хватить не более как дня на два.
Запасных лопастей больше нет, да и сменить не успели бы — вот-вот ударят морозы.
Матвей Матвеевич, старший механик, грустно улыбаясь, утешает:
— На море есть поверье: больше трех аварий в рейс на судне не бывает. Аварийная программа выполнена: первая авария — потеря старых лопастей, вторая— поломка подшипника, третья — повреждение новой лопасти. Теперь хватит.
18 сентября. Пошли на рассвете. Я просыпаюсь с первыми толчками. Стараюсь уснуть и не могу. Моим спутникам тоже, по-видимому, не спится. Надо мной ворочается Трояновский. Напротив кашляет Купер. Чьи— то шаги слышатся в кают-компании. В иллюминатор сквозь зеленую толстую занавеску проглядывает мутный рассвет.
Машина работает тяжело. Дрожат стены каюты. Каждую минуту кажется, что снова сломаются лопасти.
Звенит судовой телеграф. Стоп. Смолкает машина…
Минуты кажутся часами…
Пошли…
Заворачиваюсь с головой в одеяло, стараюсь заснуть. Опять тихо. Почему так долго не двигаемся? Что случилось?
Но вот звенит телеграф, пыхтит машина, и начинают свою песню льды. Сразу становится легче… Пронесло…
Около пяти утра. До утренней побудки еще три часа.
Вдруг два страшных удара потрясают корабль. Один за другим… Как будто две мины взорвались над кормой. Бешено работает машина, набирая с воем обороты.
Стоп. Машина выключена. Над головами по палубе пробегают к корме люди.
С грохотом хлопает железная дверь из машинного, и через кают-компанию бегут к трапу механики. Вскакиваю. Сверху свешивается голова Марка. Купер сидит на койке.
— Слыхал?.. Сломались лопасти?..
Тишина… Бежать наверх? Ждать?
Срывая крючок, распахивая дверь, к нам в каюту врывается полуодетый Громов:
— Ребята! Все новые лопасти к чертовой матери…
Борис в кожаной куртке, накинутой на рубаху, встрепанный со сна, стоит в пролете двери. Все молчат. Сокрушенно взмахнув обеими руками, он поворачивается и бежит на палубу.
На корме повторяется та же история, что разыгралась ночью десятого. Так же, сжимая руками холодное железо реллингов, стоят люди на корме. Так же торосы стискивают корпус корабля. Так же старший штурман Хлебников по штормтрапу лезет под корму и веслом старается прощупать повреждение.
Все ждут приговора. Никто не чувствует холода утренника. Люди в одних рубашках, в наскоро накинутых кожанках, в незашнурованных ботинках на босу ногу…
Десятки глаз вопросительно впиваются в воду под кормой…
Снизу несется ответ:
— Ничего нет… Ни лопастей… Ни ступицы… Все пропало.
Чудовищная авария! Весь гребной винт, вместе с новыми лопастями и ступицей, ушел на дно. Новые лопасти выдержали — не выдержал старый вал. Полуметровой толщины, сделанный из лучшей стали, он сломался у самой кормы, как деревянная палка.
Ни о каком ремонте не может быть и речи. Даже если бы у нас был запасной вал со ступицей, ничего сделать уже нельзя. Мы беспомощны. Вал можно менять только в доке.
«Сибиряков» уже не ледокол, даже не пароход. Это обыкновенная баржа, и находимся мы в полном распоряжении ветров, течений и льдов. Куда нас понесет, туда мы и пойдем.
А ведь мы были так близко к цели, к выходу в Берингов пролив. Ведь до мыса Дежнева оставалось всего девяносто миль. Каких-нибудь двенадцать часов хода по чистой воде. Двое суток борьбы со льдами, и мы были бы в Тихом океане.
В тридцати милях виден в тумане мыс Сердце-Камень. От него к Берингову проливу идет довольно сильное течение. Если бы только пробиться к нему и не сесть по дороге на камни или мель! Ведь и здесь есть течение, правда медленное, но все же благоприятное для нас. В Берингове нас кто-нибудь возьмет на буксир…