Один мрачно лежит на койке и вздыхает, посматривая в мутный глазок иллюминатора, другой слоняется взад и вперед по кают-компании, то и дело подходя к карте и высматривая участок Сердце-Камень — Уэлен.
В коридоре твиндека меня останавливает один из товарищей:
— Слушайте, Шнейдеров, что вы там говорили о возможности высадки на берег? Что, есть какое-нибудь решение?
— Нет… Просто так собрались несколько человек в каюте Ретовского и прикидывали, какие у нас могут быть перспективы, если лед окончательно станет и мы зазимуем.
— Это все разговоры. Почему же никто из вас не примет мер к действительному разрешению вопроса? Ведь нас относит от берега. Несколько дней назад была возможность легко переправиться на землю и разместиться по ярангам у чукчей. Потом, когда установился бы санный путь, можно было бы на собаках перебраться в Уэлен и оттуда в бухту Провидения. Сейчас мы гораздо дальше от берега. Что ждет нас — неизвестно. Такое промедление недопустимо. Надо переговорить со Шмидтом и просить его принять экстренные меры. Ведь зимовка на аварийном корабле грозит многим…
Говорящий явно нервничает. Мне знакомо состояние человека, которого «прорвало». Я нередко видел, как в трудные моменты самые храбрые люди неожиданно на какой-то отрезок времени вдруг «сдавали». Это реакция на постоянное «одергивание» нервов, на долгое напряжение воли.
Человек волнуется. Прервать его нельзя. Он должен «выговориться»… Трусов и паникеров в нашем составе нет, но многим теперешнее испытание дается очень и очень трудно. Все прекрасно отдают себе отчет в том, что ждет нас. Мы можем зазимовать. Помощи ждать неоткуда. Всем памятны судьбы кораблей, унесенных льдами и раздавленных сжатиями. Миллионы тонн льдов напирают на наш корабль, потерявший всякую возможность управления и маневрирования.
В лучшем случае, если нас не раздавит, зимний дрейф потащит нас далеко на север на три-четыре года. Продовольствия у нас года на полтора. Никакой ледокол к нам пробиться не сможет. Самолет также не спустится на торосы, где нет ни одной полыньи. В общем, есть отчего тревожиться. И эта тревога отражается на людях, на их настроении, на их поведении. Команда и часть ученых, зимовавших уже в Арктике, держится крепко, но отдельные люди, впервые столкнувшиеся с зимовкой, воспринимают ее тяжело.
Отто Юльевич знает, что среди отдельных членов экспедиции есть недовольство тем, что он не дает распоряжения «Литке» выйти на помощь «Сибирякову». Он также знает, что «Литке» мог бы, будучи вызванным сейчас же после нашей второй аварии, пробиться к нам и вывести корабль на чистую воду. И вместе с тем Шмидт понимает, что вызывать ледорез он не должен, так как судьба каравана «Литке» в данный момент для нашей страны важнее. «Литке» сможет выйти к нам на помощь, только заведя все свои суда на зимовку в защищенное место. Но тогда будет поздно.
Шмидт ставил вопрос о нашем положении в партийной организации, в судовом комитете. Весь партийный и комсомольский актив видит обстановку и полностью одобряет решения начальника.
И вот, несмотря на то что некоторые из наших спутников с трудом переносят создавшееся положение, они все же продолжают работать. Судя по тому, как они вскакивают с коек на крик «аврал, всех наверх», как работают на льду, закладывая взрывчатку, как выполняют все другие поручения на корабле, видно, что их настроение — только временное ослабление нервов…
На вечер назначено собрание. Повестка дня: «Результаты аварии, премирование ударников и сообщение начальника экспедиции о нашем положении».
Собралась полная кают-компания. Не было только стоящих на вахте матросов, кочегаров и дежурного штурмана. Открыл собрание Шмидт.
«Первое, что было предпринято мною после аварии, — это сообщение о происшедшем правительству и судам, плавающим в арктических водах.
В восточной части советского сектора Арктики в этом году тяжелые ледовые условия. Пароход «Совет» в течение месяца пробивался к острову Врангеля и, несмотря на все усилия, не смог пробиться, хотя и подошел так близко, что его видели находящиеся там зимовщики. Каждый раз, когда он приближался к Врангелю, его подхватывало, сжимало дрейфующими льдами и относило к острову Геральда. Лишь самолетом удалось забросить необходимые продукты и сменить людей. Радиста и врача высадить так и не пришлось.
В дрейфующих льдах «Совет» был настолько поврежден, что его машина смогла давать не более сорока оборотов в минуту. Опытный полярный капитан Дуплицкий просил меня пойти на помощь «Совету». Несмотря на наши трудности, я сообщил ему, что, если такая возможность представится, мы сделаем все, что от нас зависит. Не сумев пробиться к Врангелю, «Совет» пошел на юг, на соединение с нами, но это ему также не удалось, и он направился в Уэлен.