Регулярно идут переговоры по радиотелефону с «Ус— сурийцем». Он сообщает, что сейчас находится около мыса Уникын, на одном меридиане с нами.
Получены сведения и от «Литке». Лед у него немного разрядился. Мороз сильный. Один из пароходов, проводимых им, потерял перо руля и управляться сам не может.
После проводки судов в Чаунскую губу «Литке» пойдет на обколку вмерзшего в лед парохода, дрейфующего на север. Потом потащит его на место стоянки. Не хватает угля. Телеграмма кончается грустно — «Литке» сомневается, сможет ли он пойти к нам и оказать помощь. Значит… «Литке» надо списать в расход при подсчете сил, которые могут помочь нам во льдах. А на «Литке» ведь было больше всего надежды…
Температура воздуха заметно падает. До самой ночи дрейфовали, зажатые льдом, прилагая все усилия, чтобы вырваться. Все время раздаются взрывы. Рвем большие заряды по курсу ледокола и маленькие прямо под самым форштевнем, чтобы разбросать скопившиеся глыбы. Две лебедки — носовая и кормовая — грохочут без остановки. Люди все время на льду.
Паруса лежат на палубе грудами брезента. Нас дрейфом влечет на север, вдаль от берега.
Снова говорим с «Уссурийцем». Он в семи-двенадцати милях от мыса Уникын, милях в двадцати пяти от нас.
Если бы не лед, то через несколько часов мы шли бы уже на буксире… Даже лед нам теперь не так страшен, как мороз. Из-за мороза пятьдесят четыре года назад в этот же день стал на зимовку на своей «Веге» Норденшельд. Может быть, и нас неожиданно хватит мороз, и мы замерзнем, как и он.
Наступает ночь, и работы на льду прекращаются. Мы стоим во льдах недалеко от полыньи, к которой пробивались весь день. Где-то поблизости стал на ледовый якорь, прицепившись к большой льдине, «Уссуриец». Скоро с ним будем вести разговор в целях выяснения точного местоположения обоих судов.
В кают-компании идет разговор о сигнальных ракетах, которых у нас нет. Вношу предложение:
— Забравшись в бочку, мы можем зажечь там пачку наших осветительных магниевых факелов. Если предупредить об этом по телефону «Уссурийца» и там будут следить за огнем, то, может быть…
Большинство поддерживает, остальные протестуют, доказывая, что ничего не будет видно. Я утверждаю, что на пятнадцать миль наши факелы, зажженные на мачте, будут видны.
Иду к Шмидту и капитану с предложением. После обсуждения оно принимается. «Уссуриец» извещен по радиотелефону:
— Через пять минут будут зажжены факелы. Следите. Если не заметите, то через две минуты после первых будут зажжены вторые факелы.
Капитан командует:
— Давайте факелы!
Трояновский и Решетников, закутавшись потеплее, со связками факелов лезут вверх. Темно. Облака покрыли все небо — нет ни одной звездочки.
— Как, готовы?
— Есть! Факелы готовы!
— «Уссуриец», следите, сейчас зажигаем!
— Зажигай!
Высоко над головами вспыхивает ослепительное белое пламя. Оно пышет из бочки в сторону, рассыпая вниз искры. Бочка, кусок мачты, ванты ярко освещены. Кругом чернильный мрак.
По телефону из репродуктора слышен голос:
— Видели, видели! Сейчас в ответ пустим сигнальные ракеты. Следите!
Все впились глазами в черный горизонт. Проходит несколько секунд, и вдали справа взлетают вверх и тонут во мраке две искорки. Это ракеты «Уссурийца».
В штурманской и радиорубке идут переговоры и определение. Установлено — «Уссуриец» в тринадцати милях от нас. Всего в тринадцати милях! Где-то он будет завтра?
29 сентября. Утро приносит неприятные известия. «Уссурийца» сильным дрейфом за ночь отнесло на двадцать девять миль. Он сейчас недалеко от Уэлена. Вся его работа предыдущих дней уничтожена в одну ночь.
Мы продвинулись только на четыре мили к югу и немного к западу. «Уссуриец» встретил полосу тяжелого льда, и его несет к берегам Аляски. Эти берега, как выразился кто-то из его команды, «приближаются к кораблю с кинематографической скоростью».
«Уссуриец» сообщил, что приступает к взрыву полосы льда аммоналом. По подсчету, лед в десять баллов. Кругом снег и туман, так же как и у нас.
Мороз — одиннадцать градусов. От «Литке» те же сведения. Продолжает вводить суда в Чаунскую губу.
Визе ходит веселый. Он, сделав свои выкладки в результате наблюдений над нашим дрейфом, пришел к выводам, имеющим огромное значение для судоходства в этом районе Арктики.
Он установил, что в направлении от Сердца-Камень к востоку параллельно идут два течения. Одно ближе к берегу, другое мористее, то есть дальше от берега.
Первое течение идет по берегу и сворачивает в Берингов пролив. Этим течением мы шли от Сердца-Камень к Инкигуру.