— Да нет, по правде говоря, ваш визит меня не удивил, — ответил Александр, кивком головы указывая гостю на кресло. — Просто мне интересно было узнать, каким будет ваш следующий ход в этой игре.
— В игре? — возмутился Мьюр. — Значит, для тебя это всего лишь игра, черт бы тебя побрал! Ну что ж, признаю, ты загнал меня в угол, но больше я не намерен играть в кошки-мышки. Игра, как ты это называешь, зашла слишком далеко!
Вытащив листок бумаги из-за пазухи камзола, он швырнул его на пол у ног Александра.
— Вот, держи. Делай что хочешь и будь проклят!
На мгновение хозяин Дэрнэма словно застыл, не сводя глаз с лица Мьюра, потом посмотрел вниз. Истертый, надорванный с одного края листок пожелтел от времени, чернила выцвели.
— Вот это, — тихо произнес Александр, — меня действительно удивляет.
Он наклонился и поднял письмо. Оно было адресовано лорду Суррею. Александр пробежал глазами страницу. Это было прямое и недвусмысленное приглашение в преисподнюю. В письме подробно описывалось передвижение войск и размещение пушек, автор не преминул обратить внимание адресата на важную деталь: лучшие канониры были по неизвестной причине отосланы во Францию. Здесь было все, что он предполагал найти, и даже больше.
И он не мог поверить в то, что Мьюр сам принес ему письмо.
В эту минуту Александр увидел своего противника другими глазами. Пришлось признать, что он недооценивал гордого графа.
— Так что же, черт побери, вы тогда сожгли?
— Понятия не имею. Амурное послание твоей любовницы, я полагаю. О Господи, неужели ты думаешь, что я стал бы его читать?
Александр ничего не мог с собой поделать. Ему стало смешно, и он расхохотался. Речь между ними шла о государственной измене, о предательстве, гибели короля и десятитысячной армии, а благородный Роберт Максвелл, разрази его гром, до глубины души, видите ли, оскорблен тем, что его заподозрили в чтении чьей-то частной корреспонденции!
— Что ж, видимо, такой человек, как ты, может найти в сложившемся положении повод для веселья, — холодно заметил Мьюр. — Лично я ничего смешного не вижу.
Хозяин Дэрнэма мгновенно отрезвел.
— В сложившемся положении я тоже ничего смешного не вижу. Напротив, я нахожу его совершенно чудовищным.
Он поднялся и, взяв добытую Дианой фляжку с бренди, наполнил два бокала.
— Возьмите, — рявкнул Александр, увидев, что Мьюр раздумывает. — Смею вас заверить, питье не отравлено.
Мьюр заглянул ему прямо в глаза.
— Хочу, чтобы ты знал: я не имею к этому никакого отношения. Да, я арестовал Гэвина и посадил его в тюрьму. Я был уверен в его виновности. Ради всего святого, я действительно был в этом убежден! И я не знаю, кто его убил, правда, не знаю!
Александр все еще держал протянутый бокал.
— Я никогда вас в этом не подозревал.
Нужда восторжествовала над гордостью. Мьюр взял бокал и отхлебнул сразу половину содержимого.
— И вопреки твоим подозрениям, которые я не развеял три дня назад, не имею к этому письму никакого отношения. Но когда я его увидел… — он запнулся и с трудом превозмог судорогу, — я… я узнал почерк.
— Конечно, было бы странно не узнать руку своего родного брата.
Мьюр закрыл глаза.
— Ты знал, да? Ты с самого начала все знал? — прохрипел он. — Ты заставил меня поджариваться в аду все это время, терзаться и решать, как поступить. В то время как вторая половина была у тебя!
Александр, смакуя, потягивал бренди.
— Нет, ее у меня нет. Она в Англии, причем в таких надежных руках, что нам обоим ее не достать. Просто я взял за правило изучать своих врагов. Я изучал вас четырнадцать лет, Мьюр. Вы бы скорее обрекли свою душу на вечные муки, чем совершили предательство. Я это сообразил, как только остыло первое желание вас придушить.
Он рассеянно уставился на свой бокал.
— Остальное я домыслил, основываясь на фактах, которые мне известны о вас. Я вспомнил также то, что произошло между нами в тот день. Черт вас побери, Мьюр, вы даже не пытались защищаться!
— Нет, я был… потрясен, — тихо признался Роберт Максвелл.
Он говорил с трудом, словно у него болело горло. Его гордыня и никогда не изменявшее ему до сих пор чувство собственной правоты исчезали на глазах.
— Узнать, что мой родной брат… совершил… такое… — Тут он опять запнулся и залпом проглотил остаток бренди, причем несколько капель пролились мимо распухших губ. — …Что я погубил невиновного из личной мести… позволил ему умереть… что… — Он закрыл глаза. — О Господи!
Александр осторожно высвободил опустевший бокал из пальцев графа Мьюра и налил еще и себе, и гостю. Он ощущал какое-то странное безразличие и отстраненность от происходящего, словно следил за развитием спектакля из зрительного зала.