— Племянница? — нахмурившись, воскликнул Александр. — Кажется, я о ней что-то слышал. Говорят, она настоящая красотка, хотя Мьюр, насколько мне помнится, так и не успел выдать ее замуж. Похоже, он так занят подсчетом прибылей с ее земель, что не горит желанием поделиться ими с будущим зятем. Ее зовут Джин или Дженни, что-то в этом роде, не так ли?
— Джонет, — сквозь зубы поправил его лорд-губернатор. — Леди Джонет Максвелл. Как отыщете ее, ведите прямо ко мне. У меня на этот счет заготовлена лишняя сотня фунтов, и вы ее получите, если все сделаете быстро и без лишнего шума. Главное, без шума. Только помните, она — леди, так что не распускайте руки и держитесь от нее подальше.
Длинные ресницы Александра опустились.
— У меня отличная память, Дуглас. Я все хорошо запомню, не сомневайтесь.
Вскоре Мэрдок Дуглас отбыл продолжать свои поиски. Александр остался в гостиной, задумчиво вращая за ножку свой опустевший бокал. Дверь позади него тихонько скрипнула.
— Итак, Грант, что ты об этом думаешь? — спросил он, не оборачиваясь.
Грант открыл дверь и вошел в комнату.
— Я полагаю, ты все слышал?
— Ясное дело. Прилепился ухом к двери, как ты и велел, Алекс.
— Бьюсь об заклад на все, что угодно, — наверху в спальне у нас не кто иной, как леди Джонет Максвелл, наряженная в мою лучшую рубашку.
— Нет уж, биться с тобой об заклад, что это не так, я не стану ни за какие блага.
— Весьма разумно. Но что нам с ней делать? — Александр барабанил пальцами по стенке своего бокала. — Тут открывается множество заманчивых возможностей!
— Боже праведный, Алекс, да отдай ты ее Мэрдоку, и дело с концом! — воскликнул Грант. — И двух лет не прошло, как Ангус вернул тебе твои земли. И ему ничего не стоит снова их отнять.
Александр продолжал говорить, словно его и не прерывали:
— Меня не оставляет ощущение, будто об истории, приключившейся с моим отцом, Мьюр осведомлен куда больше, чем признает открыто, но у меня так и не было случая поговорить с ним начистоту.
Он взглянул на Гранта, гневно выгибая черную бровь. В его голосе зазвучала леденящая душу суровость:
— Разве ты забыл? Он угрожал выпороть меня, как простолюдина, если только моя нога ступит на его землю. — Горькая усмешка скользнула по его губам. — Похоже, теперь он запоет другую песню.
— Да ведь уж, почитай, пятнадцать лет прошло! — пробормотал Грант. — Во имя всего святого, неужели ты не можешь оставить все как есть?
Пальцы Александра судорожно сжали хрусталь бокала, так что костяшки побелели.
— Они убили моего отца! И ты думаешь, я могу об этом забыть?
Он повернулся всем телом, его глаза засверкали.
— Отец не был предателем! С таким же успехом, а может, даже и с большим, можно было обвинить самого Мьюра! Просто после Флоддена им нужен был козел отпущения, а отец оказался самой легкой мишенью. Он ведь был женат на англичанке и к тому же открыто высказался против этой глупейшей вылазки через границу. Пойми, Грант, во имя неба, пойми, Флодденского сражения вообще нельзя было допустить!
Грант промолчал.
Александр глубоко вздохнул, стараясь взять себя в руки. Он крайне редко терял самообладание. Тринадцать лет, проведенные в Англии, бесконечно долгие и горькие тринадцать лет, когда его окружало всеобщее презрение (ведь он был наполовину шотландцем, да к тому же еще сыном предателя), научили его сохранять выдержку при любых обстоятельствах.
За эти годы он усвоил несколько суровых уроков: делать все от него зависящее, чтобы приспособиться, отвечать на колкости любезностью и шуткой, ну а когда все остальные средства не годились, пускать в ход кулаки или клинок, чтобы повергнуть противника.
— Нет, я этого так не оставлю, — повторил он тихо. — Только ради этого я и жил последние четырнадцать лет.
4
В тот же день, когда Джонет проснулась во второй раз, в голове у нее не было путаницы. Уже вечерело. Углы просторной комнаты заливал сумрак, но было тепло, и лучи золотистого весеннего солнца все еще проникали сквозь открытое окно.
У окна сидела женщина и что-то шила из тонкого батиста. Джонет нахмурилась. Наверное, это и есть старая кормилица Александра.
Александр. Мысленно Джонет так легко назвала его по имени. Но, Господи, разве можно было его забыть? Он угрожал ей, запугал до полусмерти и, вдобавок ко всему, опоил дурманом. А она так и не узнала, кто он такой.
Джонет решила тут же это исправить.
— Где я? — спросила она.
Женщина подняла голову. Густая сеть морщин покрывала ее щеки, но веселые голубые глаза блестели совсем как у молодой.