Все с нетерпением ждали, когда будут доставать монету, а я, по приказанию хозяина, плеснул внутрь тигля немного воды.
Должен сказать, что хотя я и был отчасти посвящен в секрет опыта, но, пожалуй, более всех волновался, так как легко представлял себе, что сделают с нами купец и его гости, если превращение не свершится. Наконец хозяин сказал, что в тигель можно заглянуть. Первым подошел купец и дрожащим от волнения голосом сказал:
— Там… там блестит…
Он протянул руку и вытащил блестящую золотую монету. Монета пошла по рукам.
Она еще была довольно горяча, и ее перебрасывали с ладони на ладонь, дули на нее, переворачивали с боку на бок.
— Золото, настоящее золото! — слышалось вокруг. Больше всех был доволен купец. Он развязал свой кошелек и высыпал на стол десятка два серебряных монет.
— Вы, — сказал он хозяину, — легко превратите их в золото!
На что хозяин мой возразил, что опыты только начались, что ряд нужных порошков и эликсиров он употребил на предварительные исследования и что ему нужно будет также настоящее золото. Купец пообещал помогать и впредь, и все стали понемногу выходить из нашей лаборатории. Мы терпеливо ждали, когда все удалятся, как вдруг заметили, что в углу комнаты все еще сидит пожилой рыцарь и все еще закрывает лицо руками.
— Господин, — сказал я, кланяясь рыцарю, — мой хозяин, Готфрид Компьенский, устал и хочет отдохнуть.
— Компьенский… — тихо и, как показалось мне, насмешливо произнес рыцарь. — Компьенский…
Хозяин мой подошел ближе, он был взволнован и пристально всматривался в сидящего рыцаря.
Пожилой рыцарь отнял свои руки от лица. Мой хозяин отшатнулся и тихо произнес:
— Гартман фон Эшенбах!..
— Готфрид, — тихо сказал рыцарь, — я сразу тебя узнал, дружище! И вспомнил друзей и товарищей. И штурм Гераклиона… Ты честный христианин и воин! Твое место среди нас, ты украсишь любой рыцарский гарнизон. А эту мразь…
С этими словами рыцарь выхватил меч и концом его поддел чучело нашей совы, но хозяин поймал его за руку и заставил опустить меч.
— Гартман фон Эшенбах, — сказал мой хозяин. — Я не могу больше быть воином!
Смотри! — Он поднес к лицу рыцаря свою изуродованную левую руку. — Да и кому нужен старый и честный воин? Обстоятельства сильнее нас с тобой, Гартман фон Эшенбах! Нет слов, чтобы рассказать о тех унижениях, которые мне пришлось испытать. И поверь, что сейчас мои дела несравненно лучше. У меня наконец есть дом, тепло, у меня преданный слуга, такой же одинокий, как и я.
— Рука ничего не значит! — упрямо заговорил рыцарь. — Я знаю твое сердце бесстрашного воина…
— Голод, холод и длинные дороги сделали его мягче воска, Гартман… И, куда я ни приходил, предлагая свой меч и свою опытность, мне в лучшем случае давали кусок хлеба… Одо, мальчик мой, — обратился он ко мне, — сбегай, принеси немного вина…
Когда я пришел, старики наперебой вспоминали стычки с сарацинами и турками, оба развеселились, помолодели. Гость затянул какую-то удалую песню, а мой хозяин дребезжащим голосом подхватывал припев. После первого стакана вина рыцарь заговорил:
— Не буду тебя осуждать, Готфрид. Те, кто прошел такой путь, как мы, намного больше понимают, чем эти сытые скоты, которые сотнями объедают знатных вассалов и баронов во Франции и Германии, и только по недоразумению носят звание рыцарей. Ограбить купца да увести скот у соседа — вот и все войны, которые они еще способны вести. И все-таки плохо, что тебе приходится прибегать к обману…
— А ты… ты что? Ты понял? — спросил хозяин.
— Да как не понять! Когда горячая монета пошла по рукам, мне стоило только к ней прикоснуться, чтобы сразу почувствовать настоящее золото. А то, что оно было белое… Ну, об этом нужно спросить вот этого мальчика, так как он, наверное, натер ее Меркурием, или, как иначе называют этот удивительный жидкий металл, ртутью. А при нагревании ртуть оставляет золото… Я слышал о таких фокусах еще в Византии… Но уж обманывать — так обманывать! Что ты щиплешь понемножку этого купца? Я на твоем месте рискнул бы покрупнее и, разом взяв большую сумму денег, бросил бы это мерзкое и еретическое занятие, на которое еще неизвестно как посмотрит епископ… А ведь это он меня прислал к тебе. И, не окажись я твоим другом, быть бы тебе в темнице. Однако при дворе епископа есть один самодовольный и очень богатый виконт. И если дело повести тонко, то можно будет выманить у него значительную сумму денег, так как он неоднократно говорил с завистью о том, что все, даже монахи, имеют своих алхимиков, а он не имеет. Попробую намекнуть ему… И если он заинтересуется тобой, то надуй его, Готфрид!..
— Было бы проще, — сказал мой учитель, — владей я хоть клочком какого-нибудь старинного документа. Трудно допустить, чтобы никому не известный алхимик Готфрид Компьенский открыл секрет Великого Делания. Гораздо проще поверить в то, что я просто сумел прочесть уже открытую тайну или сумел ее украсть.
— На твое счастье, у меня есть такая рукопись! Я пришлю ее тебе. Знатный сарацин просил оставить ему только эту рукопись и забрать все тюки товаров, когда мы напали на его караван. Он валялся у меня в ногах и предлагал за нее значительный выкуп. Все время этот сарацин повторял: «Джабир, Джабир!»
— Джабир? Это мусульманское имя великого Гебера!* — Так я все устрою, Готфрид…
Старики еще раз выпили, и наш гость вышел во двор, где его, оказывается, ждал небольшой отряд, воинов пять, скорее похожих на привидения, так как липкий мокрый снег покрыл их доспехи с головы до ног.
IV
Вскоре к нам прибыл посланец от виконта Адальберона Юлихского.
— Спрячься, Одо, — сказал мне хозяин, когда возле нашего дома раздался шум, — тебя никто не должен здесь видеть…
Посланец в очень вежливой форме пригласил моего хозяина к знатному господину — виконту Юлихскому, который желает передать в его руки драгоценный документ, привезенный с Востока и касающийся самых сокровенных тайн алхимии.
Посланец добавил также, что если мой хозяин окажется одним из тех обманщиков, которых развелось такое множество и которые, прикрываясь чтением непонятных слов, выдают за великое искусство древних герметических философов* балаганные фокусы, то ему лучше остаться у себя дома, так как виконт справедлив и на расправу скор.
Мой хозяин сделал вид, что его очень заинтересовал документ, находящийся у виконта, и, заверив посланца, что его искусство истинно и без обмана, отправился вместе с ним.
Он вернулся только на следующий день и показал мне пергамент, о котором ему рассказывал Гартман фон Эшенбах.
— Может быть, в нем и сокрыта тайна тайн алхимии, но я не настолько знаю арабский язык, чтобы его смысл стал мне понятен, — сказал хозяин.
Через несколько дней вновь явился посланец, и мой хозяин попросил передать виконту, что в арабском документе действительно содержится настоящий секрет приготовления золота. И если виконт соизволит приехать в его бедную мастерскую, то он — сам виконт, руководимый хозяином, — сможет выполнить все таинства Великого Делания и получить алхимическое золото.
Хозяин был очень доволен предстоящим делом, хотя и побаивался виконта…
Мы выплавили из трех золотых монет три небольших стерженька, а когда они были готовы, хозяин поднял деревянный люк, и мы спустились в подвал.
— Одо, — сказал хозяин, — на тебя вся моя надежда. Я спрячу тебя здесь. У тебя будет вода и вдоволь хлеба. Я скажу виконту, что для успеха опыта нужно выждать ровно сутки. Ночью ты выберешься из подвала, положишь в тигель этот кусочек золота, а потом опять спрячешься. Действуй только очень тихо, так как стража может подслушать.
Мы так и сделали.
Я не мог видеть виконта, когда он явился, но пол так и прогибался под тяжестью его тела. Он говорил громко и повелительно. Я слышал, как он разговаривал с моим хозяином, как гремел у нашей плиты, составляя эликсир, который должен будет превратить ртуть в золото. Потом он приказал своим воинам строго сторожить дом и уехал. Наступила тишина. Я выждал какое-то время, осторожно вылез из подвала, на ощупь подошел к печи, выплеснул ртуть на пол и положил на дно еще теплого тигля стерженек золота, который мы.перед этим выплавили из золотой монеты. После этого я опять залез в подпол, стал прислушиваться и незаметно уснул. Когда я проснулся, через щели в полу уже проникал дневной свет и надо мной гремели шаги.