Когда Ромиль наконец-то нашёл этот сундук он открыл письмо с цифрой пять, что означало пятый день осады. Ромиль раскрыл письмо и достал бумажку, где было написано всего два слова которые Ромиль с усмешкой произнёс вслух.
– Хах~… значит первый вариант.
.
..
…
***
…
..
.
Когда глубокую рану не промывают она начинает подвергаться гниению и в таком случае может произойти либо отмирание этой части тела, либо эта часть тела сможет со временем восстановиться, но если жертву ранения постигает первый случай, то лучше всего ампутация этой части тела.
Если же вовремя эту часть тела не удалить, то в таком случае пациента постигает смерть.
– НЕТ! НЕТ! ОТПУСТИТЕ! Я НЕ ХОЧУ ТЕРЯТЬ НОГУ! УРОДЫ, ОТСТАНЬТЕ! УЙДИТЕ! НЕЕЕТ!
Паникующий голос мужчины громко раздавался по помещению полный боли, страха и отчаяния. Несколько солдат держали раненного солдата от его попыток сбежать. Он испачкался весь в крови, его глубокая рана на ноге уже начала гнить вдобавок ко всему у него ещё и перерезаны сухожилия.
Его последняя нога ему уже не нужна. И всё же он прекрасно понимал, что если ему ампутируют вторую ногу, то он уже навсегда останется калекой отчего он, наверное, предпочитал смерть нежели жизнь без возможности нормально ходить, как и все люди.
– Держите его кто-нибудь! – кричал хирург и четыре человека похватали его по бокам удерживая от дальнейшего безумства. – Дайте мне нож!
Озвученные слова не на шутку испугали пациента заставляя его кричать и плакать ещё громче.
– НЕ-Е-Е-Е-Е-ЕТ! НЕ НАДО! УМОЛЯЮ НЕ НАДО! НЕ ТРОГАЙТЕ МЕНЯ! ПРОШУ ВАС! НЕ НА-А-А-А-АДО-О-О-О-О! АААААААААААААААА!
«Бедняга. – думала я, подавая хирургу длинный нож с зубцами. – Я не представляю, как тебе будет больно, но ты должен потерпеть иначе умрёшь.»
Хирург поставил зубья ножа выше колена тут же начал водить им вперёд-назад разрезая плоть пациента отчего тот орал на весь госпиталь. Тут много кто сейчас кричал, но он громче и болезненнее всех:
– АААААААААААААААААААА!!!! БО-О-ОЛЬНО!!! АААААААААААААААаааааааааааааааа~!!!
Пока хирург водил ножом вперёд-назад уже погрузив нож глубоко в ногу кровь расхлесталась по сторонам и когда нож отрезал кость, то нога тут же оторвалась от тела и упала на пол. Я в свою очередь подала хирургу тряпки чтобы он закрыл ими артерии на ноге откуда хлестала ручейком много-много крови.
Пациент продолжал сходить с ума и кричать от мучительной боли. Не представляю, что он чувствует и очень надеюсь, что подобная судьба не постигнет ни меня н кого-либо ещё, но это лишь жалкое успокоение для моей души, ведь дальше будет намного хуже, чем сегодня.
– Свяжите его! – крикнул хирург, облачённый в белое одеяние испачканный кровью прикрывая своё лицо и волосы белыми тряпками и люди, что ранее держали раненного солдата привязали верёвками и тряпками пациента к кровати обездвиживая его от ненужных движений. – Пусть отдыхает. Кто-нибудь проследите чтобы он не потерял сознание и не потерял много крови. Сегодня и без этого много кто умер.
Хирург вытер чистой тряпкой свой вспотевший лоб и обратился ко мне с жуткой усталостью на лице:
– Много ещё? – спросил хирург.
– Ещё шестьдесят человек. – ответила я. –Десять уже умерло.
– Тракин! – выругался хирург на джинском языке бросив тряпку на землю. – Их слишком много! Когда же сюда наконец доберутся целители? Я едва могу что-либо ещё сделать. Они помрут от кровотечения быстрее или втянуться в предсмертное забвение чем увидят следующую зиму.
Он был прав. После вчерашнего штурма раненных было настолько много, что спасти удалось только десятую часть прежде чем в наш госпиталь, подоспели целители. Многих тяжелораненых приходилось отсеивать и оставлять умирать и спасать лишь тех, кого можно было спасти. Такова была наша работа оттягивать их смерть.
Как бы много мы спасли жизней если бы сами могли исцелять, пользуясь магией, а не обрабатывать раны лишь бы оттянуть смерть пострадавших. Увы, но на большее мы были ни на что не способны.
Многие из раненных солдат предпочли бы всё-таки умереть чем жить до конца своих дней как калеки и инвалиды. Обычно, когда я была на прошлой войне стольких тяжелораненых никогда не было, максимум ранения касались порезами и колотыми ранами и всё.
Хватало только перевязать раны и позволить раненным отлежаться после чего они восстанавливались примерно через неделю и вновь оказывались на поле боя. Смертность в той войне была очень низкой, но в этой войне… чудовищной войне… гибло столько каждый день столько сколько всего не погибло в прошлой войне. Ужас!
И хотя сейчас в нашей огромной армии были целители, но даже так много кто оказывался в лазарете заболев чумой или отравившись местными водами. Этих людей отправляли обратно в их страны или они ждали, когда целители их подлатают и поднимут на ноги.
Однако целителей было слишком мало, а силы целителей были слишком ограничены чтобы спасти всех и даже им приходилось быть избирательным в этом плане. В общем даже самым ценным людям в союзной армии приходилось непросто так что нам не на что жаловаться и даже некому. Спасать жизни — это наша святая обязанность.
Следующие шестьдесят человек имели более чудовищные ранения начиная от отрубленных пальцев на руках и ногах заканчивая проломленными черепушками, отрезанными конечностями, сломанными костями, грудной клетки, оторванными органами и многими другими тяжёлыми ранениями и увечьями.
Хуже всего был последний пациент у которого отрубили обе ноги, оторвали пальцы на руках, а вторая рука висела на кусочке мяса, нижняя челюсть была оторвана, а левый глаз свисал на мясной ниточке. И при всём этом он был ещё жив потеряв огромное количество крови. Он был на сегодня последним пациент, ожидая своего спасения, но было уже слишком поздно.
Выплюнув с хрипом из своей открытой глотки сгусток крови, он в последний раз простонал и навсегда умолк, когда его грудь опустилась вниз и он перестал дышать. Он умер, державшись за жизнь из последних сил. Нам было очень жаль, что мы не смогли его спасти, когда она так ждал спасения, когда он так держался за последние нити своей жизни и надежду на лучшее.
«Прости нас.» мысленно извинилась я, попутно глядя на кучу мяса и крови на кровати.
– Уберите это. – приказал хирург и несколько людей стали растаскивать куски мяса и костей, а тряпками смывать разлившуюся на земле кровь. – И смените бельё!
Даже сквозь тряпку я чувствовала этот зловонный запах крови и дерьма. Не представляю куда денут это мясо. Возможно сбросят в водостоки и отравят близлежащие деревни хворью и чумой, а возможно бросят где-нибудь в степи чтобы их растаскали птицы или местные хищники. Я знаю они уже это делали и уверена готовы сделать ещё раз.
Я сегодня сильно устала. Раненных было так много, что в госпитале не оставалось свободных мест и остальных раненных приходилось просто оставлять на земле где-то в лагере. Зрелище сотен и тысяч раненных солдат, кричащих в агонии, было, наверное, не самым мотивирующим зрелищем в жизни. К сожалению, такова жизнь.