Здоровой внешне, подумал Линли. Но кто знает, что творилось внутри! Он мысленно представлял себе маленькую одинокую девочку в большом угрюмом доме, посреди призраков и теней прошлого, живущую в пустоте, черпающую все силы из книг и только из книг.
Отперев заднюю дверь, Линли проник в дом. Здесь ничего не переменилось, все так же неподвижен холодный спертый воздух. Через кухню инспектор прошел в гостиную. Тесса Тейс ласково улыбнулась ему с фотографии в красном углу — все такая же нежная, хрупкая, уязвимая. Линли представил себе, как юный Рассел Маури распрямляет плечи, на миг оторвавшись от раскопок, и видит перед собой это прелестное лицо, заглядывающее сквозь проем в изгороди. Как же было студенту не влюбиться! И нет ничего странного в том, что второй муж по-прежнему влюблен в Тессу. Какое прекрасное лицо! Неужто, узнав о ее прошлом, муж потерял голову? Так ли это было, Тесса? Или ты сама в один ужасный день обнаружила, что твоему миру грозит погибель, и решила раз и навсегда разрубить этот узел?
Отвернувшись от домашнего святилища, Линли легко взбежал по ступенькам. Разгадка должна найтись здесь, в доме. Что-то, связанное с Джиллиан.
Сперва он прошел в комнату старшей дочери, но она была пуста и молчалива. Кровать немо уставилась на него, к покрывалу годами никто не прикасался. Никаких следов прошлого на ковре, никаких тайн не прочесть в иероглифах, украшающих обои. Можно подумать, Джилли никогда не жила здесь, не наполняла комнату своими радостями и печалями. И все же… Джиллиан незримо присутствовала здесь. Он чувствовал, угадывал это.
Подойдя к окну, Линли слепо уставился на дверь хлева. «Дикая, неуправляемая девчонка». «Ангел, солнышко». «Сучка в охоте». «Самое прелестное создание на свете». Какой была настоящая Джиллиан? Для чего она пряталась за десятком масок, менявшихся, как картинка в калейдоскопе, в зависимости от того, с кем девочка общалась? Где искать разгадку? Похоже, что не здесь: в этой комнате, кроме обычной мебели, коврика да обоев на стенах, ничего нет.
Как можно напрочь стереть память о дочери, о человеке, прожившем в доме целых шестнадцать лет? Непостижимо. И все же это произошло. Или?..
Линли перешел в комнату Роберты. Джиллиан не исчезла бесследно из жизни сестры. Любовь сохранилась. Узы между сестрами были достаточно прочными, это подтверждали все, что бы они ни думали о Джиллиан. Взгляд Линли блуждал от окна к шкафу и оттуда к кровати. Скорее всего, там: если в тайнике нашлось место для припасов, то, вероятно, там же спрятано и то, что имеет отношение к Джиллиан.
Мысленно подготовившись к виду и запаху гниющей пищи, Линли откинул матрас. Поднялась мощная волна зловония.
Он отвернулся. Нет ли способа как-то облегчить задачу? Нет, никак не отвертеться. Комната плохо освещена, единственная возможность что-либо разглядеть — это стащить матрас на пол и содрать скрывающую пружины обивку. Пыхтя от напряжения, Линли дернул на себя матрас и сбросил его на пол. Вернулся к окну, вдохнул свежего воздуха. Снова к кровати. Уперся в нее коленями, продумывая стратегию.
Давай же, приятель. Разве не из этого состоит работа полицейского? Соберись с духом — и вперед.
Он рванул, и истлевшая материя разошлась в его руках, обнажив царивший внутри кошмар, Мыши кинулись врассыпную, пролагая себе путь между гниющих фруктов. Одна мерзкая тварь пристроила свой еще слепой выводок в куче грязного женского белья. Стайка потревоженной моли тоже снялась с места и полетела прямо в лицо Линли.
Инспектор отшатнулся, с трудом сдержав крик, и прямиком кинулся в ванную. Поплескал водой в разгоряченное лицо, посмотрел на себя в зеркало и негромко рассмеялся. Тебе еще повезло, что не успел перекусить. После подобного зрелища и вовсе забудешь о еде.
Поискал полотенце, чтобы вытереть лицо. На вешалке полотенца не оказалось, но на двери ванной комнаты висел халат. Линли резким движением сорвал его, сломанная пружина двери протестующе вскрикнула. Инспектор вытер лицо краем халата, задумчиво потрогал сломанную пружину и, словно нащупав новую идею, вышел из ванной.
Он нашел ключи там, где видел их прежде—на верхней полке платяного шкафа Тейса, в глубине. Вынув всю связку, Линли швырнул ее на кровать. Наверное, Тейс запрятал в сундук все вещи, принадлежавшие Джиллиан. Отнес на чердак. В этой связке есть нужный ключ. Линли тщетно перебирал ключи — слишком крупные, такие подходят только к дверям. Старинные, рассчитанные на большие скважины, причудливо изогнутые, покрытые ржавчиной. Линли с отвращением швырнул ключи обратно в коробку, проклиная слепое упорство человека, уничтожившего все следы пребывания его дочери в родном доме.
«За что?» — гадал он. Какая мука терзала Уильяма Тейса, что побудило его отрицать само существование дочери, которую он прежде так любил? Что она сделала, чем довела его до этого акта отчаяния и самоуничтожения? Чем привязала к себе сестру настолько, что вопреки всему, не осмеливаясь протестовать вслух, девочка сумела все эти годы хранить ее фото?
Линли понимал, что его ждет. На чердаке ничего не найдешь. Надо вернуться в ее комнату. Ты сам знаешь, старина, — это спрятано там. Может быть, не в матрасе, но оно там, подбадривал он сея. Страшно представить себе, какие еще призраки таятся в лишенной жизни комнате.
Линли собирался с силами для новой попытки, но тут его внимание привлек доносившийся снаружи свист, веселый и беззаботный. Он подошел к окну.
По тропинке, ведущей с болот Хай-Кел-мур, шагал молодой парень с мольбертом через плечо и деревянным ящичком в руках. Самое время поговорить с Эзрой, решил Линли.
При ближайшем рассмотрении тот оказался вовсе не столь уж юным. Линли подумал, что обманчивое впечатление создают пышные светлые волосы, значительно более длинные, чем того требовала мода. Эзре, очевидно, уже перевалило за тридцать. Встреча с инспектором Скотленд-Ярда насторожила его: поза утратила естественность, глаза быстро моргали. Цвет глаз менялся, сейчас они казались темно-синими, в тон заляпанной краской рубашке. Эзра перестал свистеть, как только заметил Линли. Инспектор вышел из дома навстречу ему и ловко перелез через ограду пастбища.
— Эзра Фармингтон? — приветливо окликнул он путника.
Фармингтон остановился. Лицом он напоминал Шопена с портрета Делакруа. Те же точеные черты, глубокая тень в ямочке подбородка, темные, гораздо темнее волос, брови, крупный породистый нос.
— Предположим! — строптиво ответил художник.
— Рисовали сегодня на болотах?
— Именно.
— Найджел Парриш говорил, вы хотите запечатлеть пейзаж при дневном и вечернем свете.
Это имя вызвало соответствующую реакцию. Цепкий взгляд:
— Что еще он вам наговорил?
— Он видел, как Уильям Тейс выгонял вас из своих владений. Кажется, теперь вам тут никто не мешает?
— Гибсон мне разрешил, — отрезал Эзра.
— В самом деле? Мне он об этом не говорил. Линли еще раз глянул на тропинку — крутая, каменистая, в глубоких выбоинах. Не место для праздных прогулок. Художнику, видно, и впрямь было важно добраться до дальнего болота. Линли обернулся к своему собеседнику. Послеполуденный ветерок, веявший на пастбище, растрепал светлые волосы Фармингтона, и солнце подсвечивало их кончики. Теперь понятно, почему он предпочитает такую прическу.
— Мистер Парриш упомянул также, что Тейс уничтожил несколько ваших работ.