— Тебе стало легче, когда она закончилась?
— Конечно. Ужасы мне не по душе. Я не впускаю их в свою жизнь. Я хочу заполнить ее смехом и безумным весельем.
— Наверное, других чувств ты просто-напросто боишься.
— Да. Но больше всего я боюсь прийти к тому, к чему пришла Оливия: вложить в человека всю душу и потерять его. Я не могу даже находиться с ней рядом. Пол умер, и она навеки погрузилась в траур. Я не хочу сделаться такой, как она. Ни за что! — Последние слова она произносила с силой и гневом, но глаза ее сияли непролитыми слезами. — Пожалуйста, Томас! — шепнула она, и тело его ответило, гибкое, как ртуть, расплавленное желанием.
Он потянул ее к себе, ощутил ее страсть и жар, услышал радостный вскрик и понял, что тени до поры отступили.
— А как же Бриди?
— В каком смысле?
— Она так одинока. Похоже, этот селезень — ее единственный друг.
Стефа рассмеялась. Свернувшись на боку, она легонько терлась о него спиной.
— Бриди у нас особенная, верно?
— Оливия совсем ею не занимается. Бриди растет как круглая сирота.
— Оливия прежде была другой. Но Бриди слишком похожа на Пола. Как две капли воды. Оливии тяжело даже смотреть на нее. Она так и не справилась с этой утратой. Наверное, она никогда с ней не справится.
— Так чего же ради она задумала вновь выйти замуж?
— Ради Бриди. Пол был строгим отцом. Оливия считала, что обязана кем-то заменить его. Уильям был готов занять его место. — Стефа говорила все медленнее, проваливаясь в сон, — Не знаю, чего она ждала от этого брака для самой себя. Но мне кажется, больше всего она мечтала о том, чтобы кто-то занялся Бриди. Могло бы получиться неплохо. Уильям умел справляться с Бриди. И Роберта была добра к ней.
— Бриди говорит, что и ты к ней добра.
— В самом деле? Мне удалось привести в порядок ее волосы. Вот обезьянка! Боюсь, больше я ни на что не способна.
— Ты сумела прогнать призраков, — прошептал он нежно, — ты справилась даже с этим.
Но Стефа уже спала.
На этот раз, проснувшись, Линли не сомневался в реальности происходящего. Она так и уснула, по-детски свернувшись, поджав коленки и пристроив под подбородок оба кулачка. Во сне Стефа хмурилась. Прядь волос щекотала ей губы. Линли невольно улыбнулся.
Бросил взгляд на часы. Около семи. Наклонившись, поцеловал обнаженное плечо. Женщина тут же открыла глаза, такие ясные, будто она и не спала вовсе. Погладила его по щеке, притянула его лицо к своему.
Линли принялся целовать ее рот, затем шею, добрался до груди и скорее почувствовал, чем услышал, как она затаила дыхание. Провел рукой вдоль всего стройного тела. Стефа вздохнула.
— Томас! — Он поднял голову, поглядел в сияющие глаза. — Мне пора.
— Нет еще.
— Погляди на часы.
— Еще минутку. — Он снова склонился к ней, ее руки запутались в его волосах.
—Ты… я… о, господи. — Стефа смущенно рассмеялась. Ее тело предало ее. Томас улыбнулся.
— Что ж, иди, если спешишь.
Она поднялась, поцеловала его на прощанье и скрылась в ванной. Томас остался в постели, наслаждаясь удовлетворением, какого он уже не надеялся вновь испытать, прислушиваясь к привычным звукам, доносившимся из душа. Как это он ухитрился прожить целый год в одиночестве? Женщина вернулась к нему, улыбаясь, расчесывая его щеткой спутавшиеся волосы. Подхватила серый халат и начала надевать его, грациозно изогнувшись.
И в этот момент в предательском свете раннего утра он увидел на ее теле несомненный признак того, что у этой женщины было когда-то дитя.
Барбара поднялась только тогда, когда услышала, как тихонько отворилась и снова захлопнулась дверь в комнату Линли. До тех пор она лежала на боку, напряженно глядя в одну точку, скрежеща зубами так, что челюсть не на шутку разболелась. Семь часов подряд, с тех пор, как в комнате Линли начали раздаваться тихие шорохи и звуки, она мечтала лишиться всех чувств, оглохнуть, онеметь.
На негнущихся ногах Барбара подошла к окну и тупо уставилась на утреннюю улицу. Деревня казалась вымершей, ни красок, ни звуков. Так и должно быть, решила Барбара.
Хуже всего было прислушиваться к скрипу кровати, к этому ритмичному, без слов обо всем говорящему звуку. Он повторялся вновь и вновь — Барбара готова была завопить, ударить кулаком в стену, лишь бы положить этому конец. Однако наступившее молчание показалось ей еще хуже. Тишина била в уши тяжкими ударами, пока Барбара не догадалась наконец, что ее оглушает стук собственного сердца. И вновь заскрипела кровать. Конца этому не предвиделось. И негромкий женский вскрик.
Горячей сухой рукой Барбара коснулась окна и вздрогнула, ощутив влажную холодную поверхность стекла. Пальцы бессильно скользнули, оставив мокрые полосы. Барбара смотрела на эти следы так, словно то были важные улики.
Итак, покончено с безответной любовью к Деборе. Господи, да она, наверное, с ума сошла. Можно ли было подумать, что Линли — не тот, кем она изначально его считала. Грубый жеребец, бык-производитель, ненасытный самец, готовый доказывать свою мужскую силу любой женщине, которая повстречается на его пути.
Ладно, нынче ночью вы были на высоте, инспектор. Вознесли ее в рай три, а то и четыре раза, верно? Золотой мальчик, ничего не скажешь.
Барбара тихо и невесело рассмеялась. Приятно как-никак увериться, что она не ошиблась в этом человеке. Блудливый кот, гоняющийся за любой юбкой, ловко прикрывающийся аристократической утонченностью высшей знати. Но человеческую природу не скроешь. Поскреби самую малость, и правда выйдет на свет.
В соседней комнате загрохотала вода, звук резко обрушившихся струй показался Барбаре овацией в честь Линли. Покачнувшись, она отвернулась от окна и приняла решение. Теперь она знала, что нужно сделать сегодня.
— Придется прочесать весь дом, комнату за комнатой, — предупредил Линли.
Они стояли в кабинете. Барбара угрюмо перебирала книги на полках, перелистывала зачитанный томик Бронте. Линли наблюдал за ней. Сегодня она почти не разговаривала с ним, если не считать односложных ответов на его реплики за завтраком. Тоненькая нить взаимопонимания, объединившая их накануне, наутро оказалась порванной. Словно назло своему партнеру, Барбара вновь надела светло-голубой костюм и нелепые цветные колготки.
— Хейверс! — резко окликнул он. — Вы меня слушаете?
Она медленно, вызывающе повернула голову.
— Слушаю каждое слово, инспектор.
— Тогда начнем с кухни.
— Одно из двух мест, где должна находиться женщина.
— И что вы хотите этим сказать?
— Ровным счетом ничего. — И она покинула комнату,
Линли озадаченно посмотрел ей вслед. Что творится с этой женщиной? Они так хорошо сработались, и вдруг она ведет себя так, будто готова от всего отказаться и вновь сделаться патрульным полицейским… Глупость какая. Уэбберли предоставил Хейверс шанс спасти свою карьеру. С какой стати она сегодня из кожи вон лезет, чтобы подтвердить дурное мнение, которое уже сложилось о ней у большинства инспекторов Скотленд-Ярда? Пробормотав ругательство, Линли задумался о других проблемах.
Сент-Джеймс, должно быть, уже приступил к работе. Тело собаки, завернутое в целлофан, и платье Роберты в том самом картонном ящике уже доставили в Ньюби-Уиск в багажнике «эскорта». Сент-Джеймсу предстоит вскрыть тело пса, провести анализы пятен и со свойственным ему умением дать заключение. Слава богу, участие Сент-Джеймса в деле гарантирует, что хоть какая-то часть расследования будет проведена по всем правилам.
Главный констебль Керридж из центрального управления графства Йорк был рад-радехонек, услышав, что его отлично оснащенной лабораторией собирается воспользоваться Алкурт-Сент-Джеймс. Что угодно, лишь бы забить последний гвоздь в гроб Ниса. Линли сердито покачал головой и, подойдя к письменному столу Уильяма Тейса, выдвинул верхний ящик.
Ничего неожиданного. Ножницы, карандаши, смятая карта графства, лента для печатной машинки, рулетка. Карта ненадолго заинтересовала инспектора, он внимательно присмотрелся к ней, не хранит ли она следов лихорадочных поисков старшей дочери. Нет, никаких пометок, указывающих на местопребывание таинственно исчезнувшей девушки.