В остальных ящиках «улик» оказалось не больше, чем в первом: тюбик клея, две коробки неиспользованных рождественских открыток, три конверта с фотографиями, сделанными на ферме, бухгалтерские книги, записи о рождении ягнят, забытая пачка жевательной резинки. Ничто здесь не напоминало о Джиллиан.
Линли уселся к кресло. Взгляд его упал на подставку, удерживавшую огромную Библию. Повинуясь внезапной идее, он открыл ее на том месте, что прежде отметил закладкой.
"И сказал фараон Иосифу: так как Бог открыл тебе все сие, то нет столь разумного и мудрого, как ты;
Ты будешь над домом моим, и твоего слова держаться будет весь народ мой; только престолом я буду больше тебя.
И сказал фараон Иосифу: вот, я поставляю тебя над всею землею Египетскою.
И снял фараон перстень свой с руки своей, и надел его на руку Иосифа; одел его в виссонные одежды, возложил золотую цепь на шею ему;
Велел везти его на второй из своих колесниц и провозглашать перед ним: преклоняйтесь! И поставил его над всею землею Египетскою".
— Ищете указания свыше?
Линли оглянулся. В дверях кабинета, небрежно прислонившись к дверям, стояла Барбара. Холодный утренний свет не льстил ее угловатой фигуре, подчеркивал резкие черты лица,
— Закончили с кухней? — поинтересовался он.
— Решила передохнуть. — Хейверс вошла в комнату. — Закурить не найдется?
Линли рассеянно протянул напарнице свой портсигар и, подойдя к полкам, принялся просматривать книги, пока не дошел до тома Шекспира. Вынул его и углубился в чтение.
— А Дейз рыжая?
Что за идиотский вопрос? Он не сразу понял, о чем идет речь. Когда Линли поднял голову, Барбара уже вернулась к двери и задумчиво водила пальцами по косяку, делая вид, будто ей все равно, как он ответит.
— Что такое?
Раскрыв портсигар, она прочла вслух надпись:
— «Дорогой Томас. Париж навсегда останется с нами, правда? Дейз», — и дерзко поглядела ему в глаза. Только теперь Линли заметил неестественную бледность ее щек, темные круги под глазами и предательскую дрожь руки, сжимающей портсигар. — Я вижу, этой девице нравится Богарт. Так она еще и рыжеволосая? — настаивала Хейверс. — Кажется, вы предпочитаете этот тип. Или любая сойдет?
Линли с ужасом осознал, что произошло с Барбарой, и слишком поздно догадался, какую роль в этой метаморфозе сыграл он сам. Он не знал, что ответить. Впрочем, ей и не требовалось ответа. Она могла продолжать свой монолог и без его участия.
— Хейверс…
Она остановила его, вскинув руку. Бледна как смерть. Нос заострился. Голос напряженный.
— Право же, это дурной тон, вам следовало бы самому отправиться к ней в комнату для ночных эскапад. Неужели вы даже этого не знаете, инспектор? Учитывая ваш опыт, вам не полагается забывать о таких мелочах. Разумеется, эта промашка не так уж важна, вероятно, вашу даму она вовсе и не задела. Еще бы, ведь на ее долю выпала такая необыкновенная удача.
Грубость тона усугубляла оскорбительный смысл каждого слова.
— Мне очень жаль, Барбара, — пробормотал Линли.
— О чем вам жалеть? — Она хрипло расхохоталась. — Разве в разгар страсти вспоминают о свидетелях? Я бы не стала думать, кто там у меня за стенкой. — Тут она ни с того ни с сего ухмыльнулась. — А ведь то, что произошло этой ночью, иначе как угаром страсти и не назовешь, верно? Я едва поверила своим ушам, когда вы принялись за дело во второй раз. Почти сразу же! Господи, да вы и передохнуть-то не успели!
Барбара подошла к полке и принялась рассеянно перебирать корешки книг.
— Я не знал, что вам все слышно. Извините меня, Барбара. Мне в самом деле очень жаль.
Она резко обернулась к нему.
— С какой стати вы извиняетесь? — настаивала она, и голос ее становился все пронзительнее. — Вы же не находитесь «при исполнении» двадцать четыре часа в сутки. Да и не ваша это вина, кто ж знал, что Стефа будет вопить во всю глотку?
— По крайней мере я вовсе не хотел как-то задеть ваши чувства.
— Вы не задели никаких таких чувств! — вскинулась она. — Чувства! Да как вам это в голову пришло! Скажем так: вы меня сильно заинтересовали. Я прислушивалась к тому, как вы возносились на небеса вместе со Стефой, — так три раза это было или четыре? — и гадала, удавалось ли вам заставить и Дебору так орать.
Выстрел наугад. Стрела угодила в цель. Она сразу увидела это, и лицо ее вспыхнуло злым торжеством.
— Это не ваше дело.
— Ну конечно же. Знаю, знаю. Но во время вашего второго раунда — он длился по крайней мере час, верно? — я не могла не пожалеть беднягу Саймона. Ему приходится из кожи вон лезть, чтобы вас переплюнуть.
— Вы неплохо подготовились к разговору, Хейверс. Ценю ваше усердие. Сняв белые перчатки, вы стреляете наповал. Я ничего не перепутал в метафорах?
— Оставьте ваш покровительственный тон! Нечего! — выкрикнула она. — Да кто вы вообще такой?
— Прежде всего, я для вас — старший офицер.
— Ах, в самом деле, инспектор. Самое время вспомнить о чинах. Что же мне теперь делать? Заняться этой комнатой? Уж извините, если я сегодня окажусь не слишком расторопной. Не выспалась ночью, знаете ли. — Сердитым жестом она сбросила одну книгу на пол. Линли видел, что женщина едва удерживается от слез.
— Барбара! — Женщина продолжала яростно выдергивать книги и, распахнув страницы, тут же бросала их на пол. Давно не читанные, отсыревшие тома наполняли комнату печальным запахом утраты и забвения. — Послушайте же!
До сих пор вы очень хорошо работали. Не стоит делать глупости.
Дрожа всем телом, она обернулась к нему:
— Что вы хотите этим сказать?
— Вы получили шанс вернуться в следственный отдел. Не отказывайтесь от него только из-за того, что вы разозлились на меня.
— Я нисколько не сержусь! Мне плевать на вас!
— Разумеется, разумеется. Так я и думал.
— Мы оба знаем, почему меня назначили к вам в напарники. Для расследования требовалась женщина и притом такая, на которую бы вы не польстились! — Она словно выплевывала каждое слово. — Как только это дело закончится, меня снова отправят патрулировать улицы.
— Что вы несете?
— Да полно, инспектор. Не такая уж я дура. В зеркало иногда смотрюсь.
Он был потрясен до глубины души, лишь теперь догадавшись, что она вообразила.
— Так вы решили, что Уэбберли перевел вас в следственный отдел из боязни, что любую другую леди-офицера я уложу в постель? — Она молчала. — Вы так решили? — повторил он. Молчание. — Черт побери, Хейверс, отвечайте!
— Вот именно! — взорвалась она. — Только Уэбберли и не догадывается, что нынче все брюнетки и блондинки могут чувствовать себя в безопасности — все, а не только такая уродина, как я. Вам нужны рыжие, рыжие, как Стефа, взамен той, которую вы упустили.
— Это не имеет никакого отношения к нашему разговору
— Еще как имеет! Если б вы не выли волком с тоски по Деборе, то не стали бы тратить полночи, ухайдакивая Стефу, и этого идиотского разговора попросту не было бы.
— Ну так давайте его прекратим, идет? Я уже извинился. Вы выразили все свои чувства и даже свои убеждения — крайне глупые, должен вам заметить. Полагаю, мы оба уже сказали все, что могли.
— Я-то, ясное дело, круглая дура! — ядовито заметила она. — А как насчет вас? Вы не женились на этой женщине только потому, что ее отец служит у Саймона, вы видели, как ваш ближайший друг женится на ней, вам предстоит провести всю свою жизнь, сожалея об упущенном, и вы еще говорите о моей глупости!
— Вы слишком мало знаете, чтобы судить, — холодно возразил он.
— Я знаю достаточно, чтобы счесть вас законченным глупцом. Вот факты: во-первых, вы влюблены в Дебору Сент-Джеймс, и нет смысла пытаться это отрицать. Во-вторых, она вышла замуж за другого. В-третьих, совершенно очевидно, что у вас с ней был роман, а отсюда мы легко можем перейти к факту номер четыре: вы не пожелали жениться на ней, и теперь будете всю свою распроклятую жизнь расплачиваться за ваши дурацкие великосветские предрассудки!