Кузьма смотрел на Хаджи-булата и дивился, как гордо блестели глаза старика.
«Видать, верной души человек, — думал Кузьма. — Этот родной земли не предаст, а значит, и к нам, московским посланцам, явился с добром!»
— А английские купцы, которые здесь торговлю ведут, заодно с Антони Ширли против вас умышляют, — продолжал Хаджи-булат.
— Об этом нам ведомо, — важно сказал Кузьма. — И о турецких происках, и об англинских. Ты вот что скажи: чего им от нас нужно?
— Чего нужно? И английские и турецкие люди узнать хотят, нет ли в грамотах ваших чего о торговых делах. Но всего важнее им узнать, за каким большим государским делом великие послы в персидское царство пришли, какую помощь сулит Москва шаху…
— Разве ж не знают они, что мы не послы, посольства справлять не можем и царских грамот читать не смеем?
— Что ж, что знают? Грамоты с вами, а в грамотах все и сказано…
— Правильно говоришь ты, Хаджи-булат. Вот и я так думаю: они хотят до грамот добраться.
Когда ушел старый персиянин, Кузьма подошел к Ивашке и больно стукнул его согнутым пальцем по лбу.
— Теперь понял, …дурень, чего ради поил тебя тот, на майдане?
— По-онял…
— То-то и оно! В таком деле чуть оступишься — в иуды-предатели угодишь.
34
В ожидании прибытия шаха поп Никифор продолжал изо дня в день читать людям вслух наказ. Как-то и Вахрамеев послушал часок-другой, да заскучал.
— Чего слушать-то? — сказал он со злостью. — Назвался Куземка, смерд окаянный, послом, пусть сам и лезет в шахово пекло! А мое дело — сторона. Буду в Москве — все расскажу в Посольском приказе, если только сам шах Куземкину голову не отсечет…
Отстал и Петр Марков, кречетник.
— И того хватит с меня, что упомнил, — сказал он. — А то ум за разум зайдет…
Зато Ивашку словно бы подменили: сидит себе тихо да смирно и старается запомнить то, чего ему, простому стрельцу, и вовсе не нужно.
— А ну, постой, поп, повтори, — останавливал он порой Никифора. — Как крымского-то царя кличут? Гзы-Гиреем, что ли?
— Казы-Гиреем, — поясняет поп и продолжает: — «…А в ответ послам говорить: крымский-де Казы-Гирей царь перед великим государем нашим неправды многие показал, а после того…» — Поп умолкает, вскидывает волосатую голову и насмешливо глядит на Ивашку: — А тебе-то, Ивашка, какая корысть, что Казы-Гиреем крымского царя кличут? Иль в зятья к нему метишь?
— Зачем в зятья, — сердито отзывается Ивашка. — Может, воевать с ним, супостатом, придется…
Однажды к вечеру прибежал на подворье Хаджи-булат.
— Дело-то какое! — крикнул он писклявым голоском. — Приехали от шаха в Казвин ратные люди и привезли голову курдистанского царя и других голов двести, и поставили их на майдане на копьях. А шах, говорят, весел и радостен, он с войском своим город Курдистан захватил и сам голову их царя отсек… Слышите? — Хаджи-булат поднял сухую старческую руку, и все услышали вдруг в вечерней тиши какой-то ровный, тревожный шум. — То в накары бьют и в трубы играют. И так три дня и три ночи будут бить и играть, пока шах в Казвин не прибудет…
Едва ушел Хаджи-булат, как на подворье явился Алихан, пристав.
— Близится шахиншах, светоч мира, к Казвину! — выкрикнул он прерывающимся голосом, едва распахнув дверь. — Готовьте грамоты и подарки царские шахиншаху! Готовьтесь сами — его шахово величество может потребовать, чтобы вы предстали пред его светлые очи!
С этими словами Алихан выбежал из покоя.
— Эк, суматошный какой, — повел плечами Кузьма. — Со страху, что ли, или с нечистой совести…
Когда Вахрамеев узнал о скором прибытии шаха в Казвин, он примирительно заговорил с Кузьмой:
— Вот что, Куземка, если покличет нас шах к себе, то уж и я пойду. А?
— Чего ж не пойти? Иди.
— Все ж лестно шаху с боярским-то, княжеским родичем…
— Конечно, лестно… Может, один и пойдешь, к шаху-то, если покличет?
— Что ты, Куземушка! — испугался Вахрамеев. — Уж лучше вместе… Вдруг да язык к гортани присохнет? Бывает же.
— Бывает. Да оно, может, и лучше…
— Это что — лучше-то? — нахмурился Вахрамеев. — Кому лучше-то? — Он перешел на крик. — Думаешь, рабья душа, я один посольского дела не справлю? Спра-авлю! Я-то знаю, чего ради ты, смерд, наперед лезешь, — шаховы подарки себе взять удумал, вот и хочешь в послы пробраться! На-ка, выкуси! — и он показал Кузьме фигу. — Вот накажу Алихану, чтобы шаховы дары среди нас по породе делил…