Колокольчик с торжествующим криком выскочил из спальной норы. Впоследствии он еще долго изображал в лицах представившуюся ему картину, присочиняя к ней все новые детали. По его словам, Пятый во главе сдавшихся эфрафанцев как две капли воды походил на синичку, арестовавшую отряд галок, еще не оправившихся от линьки. Впрочем, жители колонии более всего были озабочены судьбой Ореха и Лохмача и обращали на эфрафанцев мало внимания.
Похоже было, что на этот раз Лохмачу пришел конец. Закрыв глаза и истекая кровью из дюжины полученных им ран, он лежал в том туннеле, который отстоял от врагов. Вскоре кролики вырыли ему нору пошире и установили возле него дежурство. Крольчихи сидели возле него по очереди, слизывая кровь, очищая ему раны и прислушиваясь к тому, как он тяжело и неровно дышит.
Тем временем Одуванчик и Смородина рассказали товарищам о своих приключениях. Одуванчик не мог понять, что случилось с Орехом и почему он не приходит, и, когда Орех не появился в колонии даже после полудня, кролики стали опасаться, что его настигла беда. Наконец встревоженный и огорченный Горшочек настоял на том, чтобы отправиться за Орехом на ферму. Пятый не замедлил к нему присоединиться. Не успели они пройти небольшое расстояние, как Пятый заметил, что с холмистой равнины на западе к ним приближается какой-то кролик. Они побежали ему навстречу. Это был Орех! Пятый поскакал с ним рядом, а Горшочек помчался к товарищам с радостной вестью.
Доскакав до колонии, Орех прежде всего спустился в ход, где лежал раненый Лохмач. Сидевшая рядом Хайзентли подняла на Ореха глаза.
— Тлейли только что заснул, Орех-ра! Он все время спрашивает, где вы, и твердит, что у него очень болит ухо!
Орех потерся носом о спутанную шерсть на голове Лохмача. Раны Лохмача уже засохли, и жесткая от запекшейся крови шерсть оцарапала Ореху нос.
— Проснись, Лохмач! — сказал Орех. — Ты победил: эфрафанцы удрали!
Лишь спустя некоторое время Лохмач открыл глаза и поднял голову. Надув щеки, он понюхал Ореха и Хайзентли. Наконец, подражая Кихару, Лохмач пробормотал:
— Значит, конец мистеру Зверобою?
— Да, — отвечал Орех. — Я пришел помочь тебе выбраться на сильфлей! День стоит чудесный! Кругом только солнце и зеленая трава!
С трудом поднявшись, Лохмач захромал в сторону разрушенных Сот.
— Ух! На этот раз я думал, Зверобой меня прикончит! — пробормотал он. — С этих пор мне больше уже не драться! А в чем же состояла твоя военная хитрость, Орех-ра? Она сработала на диво! Браво, Орех! Скажи же мне наконец: что произошло и как тебе удалось выбраться с фермы?
— Можешь сколько угодно удивляться, но меня привез сюда на хрудудиле человек!
— Вот как! А самый конец пути ты, по-видимому, пролетел по воздуху, покуривая зажженную белую палочку! Не ври лучше, Орех-ра!
— Ой-ой-ой! — вдруг взвизгнула Хайзентли, выкатив глаза. — Он не врет! Он и правда приехал на хрудудиле!
Прошло около шести недель. Наступил октябрь. Стоял ясный погожий вечер. Хотя листва на буках еще не опала и солнце светило ярко, холмы опустели. Цветов на них становилось все меньше. Насекомые жужжали все реже и слабее. Огромные просторы высокой травы, в августе напоминавшие роскошные джунгли, сейчас стали пустынными. Здесь иногда пробегал лишь запоздалый жук и кое-где сидели сонные пауки.
Однажды вечером Орех вместе с Серебристым, Остролистом и Крестовником гуляли на опушке буковой рощи, освещенной лучами вечернего солнца. Эфрафанцам, оставшимся после осады на холме, разрешено было вступить в колонию, и хотя вначале хозяева относились к ним с неприязнью, в конце концов они неплохо устроились.
Пятого на сильфлее не было. После той страшной ночи он большую часть своего времени проводил в одиночестве. Даже в веселой толпе друзей он умудрялся хранить молчание, а на утреннем и вечернем сильфлее всегда пребывал в глубокой задумчивости.
Один раз Пятый даже не пришел послушать сказку, и тогда Лохмач заявил, что Пятому победа над врагом обошлась еще дороже, чем самому Лохмачу. При всем том Пятый был горячо привязан к молодой крольчихе Вильтуриль, а она научилась понимать его не хуже, чем сам Орех.
Невдалеке за буковой рощей играли на лугу четыре крольчонка Хайзентли. Неделю тому назад их впервые вывели попастись. Хайзентли могла бы предоставить им самим заботиться о себе, но у нее не было нового выводка, и она щипала траву поблизости, наблюдая за их играми и по временам награждая шлепком наиболее сильного, чтобы он не обижал слабых.