И что нет пророка ни в каком своем отечестве?
Или он вспоминал все-таки о той душной ночи горного предместья Горнего Ерусалима, когда сочинялись, то есть придумывались, эти стихи?
А может — и скорее всего, — он ни о чем не думал и ничего не вспоминал, а читал и наконец дочитал до конца:
Конец третьей книги
Книга четвертая
Госпитальеры
Глава семнадцатая,
где исполняется четою молокан
Кабул-канкан
О завтраке не было и речи. Пил морс, если кто запамятовал — старинный северный напиток — декокт клюквы — кисленькое с подоконника.
Срам, эк вечор выплясывали, теряя талантливого поэта Кривулина, — срам! Начитанные, думающие люди, цвет нации.
Паршиво. Паршиво, говорю, холеный, избалованный левантийской зажиточной жизнью, паршиво адаптировался Генделев к исторически отлаженным полевым условиям бывшей отчизны: Генерал Мороз, Дубина Народной Войны[139], Веселие Руси… Паршиво!
Гадко!
Вот кто, например, привнес во вчерашнее суаре спирт-сырец ф-ки «Северное сияние»? Гордость отечественной парфюмерии? На дам не похоже. Хотя способны. Способны и могут. Одна девушка, Кац ее фамилия, визави, все время кормила грудью. Шушукались, что у молодки это — седьмой, молодая чета поэтов Кац — молокане. Восстановим последовательность: сначала «сияния» стакан, ниже (специально для Мамлеева, пусть он и описывает) — дитя-олигофрен[140], потом — собственно мамаши деревянный крест, еще ниже — крестильный крестик-панагия малыша (грамм двести дикого серебра), а еще ниже, уже ни на что не отвлекаясь, — бесконечная девушкина голубая грудь. На рыбце. На рубце? На холодце?.. Визави.
— Ты что-то, мил-друг, у меня серый? Хочешь какао?.. Обволакивает…
— Спасибо, мама. Мне хорошо, мама. Мне дивно. Я чувствую себя. И не хочу какао. Мама.
Досконально восстановим последовательность. Читали. Вообще, когда у них, в Ленинграде, говорят «читали», почему-то всегда подразумевается — декламировали. Тексты декламировали. И по, образно говоря — кругу. Такие меткие, такие сатирическо-читали — политические тексты, очень заводные, «Биржевые ведомости» с руками оторвут. Что декламировали.
Потом — оплошность. Некто М. Г. ввязался в безобразный скандал с одним поэтом (С. С.) со-товарищи. Сотоварищи стояли за немедленный, вы слышите, м’лст’вые г’с’дари, не-мед-лен-н-н-н-ый вывод временного контингента СА из Кабула. А этот, некомильфо, был против не-мед-лен-н-н-н-ого, смехотворно мотивируя, что афганцев, представьте, жалко. А там наши мальчики гибнут…
М. Г(енделев),
тенор, стоит:
…Вот отхильнут ваши буденновцы из Афгана, хлынет такая кровушка басурманская…
поэт С. С(тратановский),
альт, отмахивается:
…Мало…
поэтесса Е. И(гнатова),
контральто, раздумчиво:
…мало ли кого жалеть. Там наши мальчики гибнут.
прозаик Е. З(вягин) [141] ,
бас-профундо, борода стоит по пояс в салате «7 ноября»:
Если каждого жалеть, то сломается… а? Коллеги?..
поэт В. К(ривулин),
лирический баритон, автоматически:
…медведь.
поэт В. Ш(ирали-заде),
драматический баритон, из-под груды наваленной верхней одежды:
Скелеть!
поэт С. С(тратановский),
альт:
…Весь кайф.
поэтесса К(ац),
сопрано:
Кровать!
младенец,
139
140