Так что — пусть герой, как античная статуя — аллегория вспомогательного божка классического идиотизма любого героя, так что пусть мой герой сияет срамом — да здравствует здоровая жестокость власти, крепостного права, примата авторского барства над героем, так что пусть мой герой замрет до — почти до крещендо перед кодой финала — весь как есть. А мы затаим дыхание и отвлечемся. На социальное. Он — стой, мы — соответственно пошли. Где — мы? Мы в России, которая, как все рассказывают, — бандитская страна. Так что — пошли. Куда? Да куда угодно, везде стреляют. Пошли хоть в парикмахерскую.
…На мне растут волосы. Если вдуматься, это чудовищно: здесь ведь уже не растут. Хотя волосы гистологически родственны, если мне не изменяет медпамять, ногтям и рогам — сам я их рост пресекать не умею. Может, потому, что это мудрая задумка Бога, Господа нашего, — лишь Он да куафер способен без отвращения смотреть с близкого расстояния в темя. В наши теми. Хотя брадобрействую и:
Очень трудно поступать с собой решительно выше лица — вот почему! Это вам не быть дельным человеком. Это вам не думать о красе когтей.
Парикмахеров я уважаю. Их власть над обмотанным в смирительную пелеринку русскоязычным писателем беспредельна. Мне очень мстят за моих персонажей.
Парикмахер с кем хочешь может сделать что хочет. Знаю, что говорю.
Так вот. На мне растут волосы. Беспрерывно. Что дает некоторую брезжащую надежду на бессмертие. В отличие от любви к родине, литературе и вообще — любви, рост волос беспрерывен и не зависит ни от климата, ни от часа дня, ни от географического положения меня. На мне волосы растут даже в России. Правда, уже не так, как раньше. Раньше — я обратил на это внимание — когда я еще жил в еще добандитской России — волосы росли на мне пышнее. Что гасит на корню некоторую брезжащую надежду на грядущее бессмертие на Родине. Но не надо о грустном.
В добандитской России парикмахерская называлась — если кто забыл — «Мужской зал». А теперь называется — это, конечно, свидетельство глубокой начитанности и духовности аборигенов — «Далила». Обалдеть можно. И между прочим — насторожиться…
Глава третья
Богатый азербайджанец
Обязательно стоило насторожиться. Уже в зале, т. е. ожидания, перед процедурами.
В отличие от того нерусского путешественника, который — гол, бос и наг — мнется в ожидании молота на балкончике своей временной гарсоньерки, перемигиваясь через стекло с тараканами. (Вот. Как вариант выхода из сюжета: человеколюбивый, как всякое домашнее животное — петух, например, — таракан из сострадания отопрет хозяину изнутри «сложный замок». Протянет мне членистую ногу друга. А что? Не хуже, чем у людей! Из жизненных сюжетов — что бывают покруче литературных — нашей истории мы еще не так выходили! Вспомним сюжетный узел с просыпавшейся на халяву Манной Небесной, или прорыв линии Бар-Лева[269] фараонцами в нашем еще Синае, или предвкушение американских отличных, судя по всему, гарантий нашей — судя по всему — безопасности на наших — уже не судя по всему — Голанских высотах. В литературе так не бывает, а в нашей жизни всякое бывает. И всегда есть место подвигу для таракана.)
Я пошел стричься плотно партикулярно одетым. Я люблю одеваться партикулярно в Москве, там это ценят. Право — и наплевать, что, оценив, могут и грабануть. А — могут.
Пару ездок тому назад у меня уперли весь гардероб, любезно предоставив, вернее оставив, мне яркую возможность ходить на рынок за лучком — в смокинге (я сохранил его на теле во время налета).
Из квартиры унесли все: галстухи-бабочки, тахрихим-сменку, полевой лавровый венок и гадкес[270].
Только стоящий в углу халат домушники изъять из хранилища не решились. Ибо — заметная вещь. Хотя его вполне можно было распилить и продать по частям.
Я имею в виду халатец, что украшает вершину тополя под балконом 11-го этажа. В данный момент исходя из сюжета главы 1-й. Надо бы не забыть его снять в конце повествования, пока голуби не засрали.
Итак, партикулярно прикинутый, я вошел в парикмахерскую и понял, что я забыл, что такое нормальная куаферня. В зале ожидания удушающе сидел народ многонациональной Российской Федерации, ведя себя прихотливо и ни в чем себе не отказывая.
269
270