Люди моего поколения с тихими глазами смотрели на резвящуюся стаю акселеративной урлы обоего пола, возраста типешэсрэ[271].
Урла несла таким матом, что на плакате-календарике морщилась таиландка с сиськами наперевес.
Рядом висели соцобязательства от одна тысяча девятьсот восемьдесят пятого года, многонулевой прейскурант («мужская стрижка афра — 25 тысяч рублей») и «ВОВ-ветераны идут вне очереди».
ВОВ-ветераны перли вне очереди.
Кроме них, вне очереди перли все кто ни попадя, кавказской национальности и бэз. Ни попадя проперлась, понятное дело, и свора носителей новоречи.
Я сидел, ослабив фуляр от «Амати», и думал, что хрен с ним! Пойду на посольский прием без пострига.
Часа через полтора я встал и шагами Каменного Гостя их Страны открыл дверь, откуда звучал насекомый лязг и несло горной лавандой в промколичествах.
Отшатнулся.
В зале работали с людями мастера.
По почерку видать. Заплечные такие мастера. Мастерицы.
Люди сидели в вафельных серых полотенцах. Скрюченному орденоносцу скрюченную голову гнули к обросшей раковине и поливали, по-моему, лизолем. Девушка, стильная такая, в нейлоновой спецодежде на розовый лифчик и трусы «неделька», с гестаповским выражением лица физтруда с человеческим матерьялом, гнобила ветерана. ВОВ-ветеран — он все повидал — терпел. Старая гвардия.
Я подошел к девушке с хорошим лицом:
— Барышня, у меня есть шанс постричься? Ну хоть к послезавтрему?
Мастерица, тайная держательница плеч ветерана, запрос отчетливо проигнорировала. Девушка, не отвлекаясь, обмотала какой-то попонкой ветерана, взяла его — поверх — за лицо, продолжая гнуть к раковине, и потом только обиделась.
— Мужчина, — хрипло рявкнула она, — вы что, не видите? Я здесь не гуляю, блин, а работаю. Нашел «барышню».
Я терпеть не могу, когда меня именуют «мужчина». Я понимаю, что это снобизм, но сам избегаю обращений типа «девушка».
В обращении «мужчина» есть что-то хамски негритянское, гарлемской стилистики — мэн, мол… Я предпочитаю, чтоб ко мне обращались «господин». В пределах русского языка. А в мужском зале «Далила» можно б даже и «адон», в ожидании чаевых, например. Господин Генделев — а что? Звучит. Можно не прибавлять «экселенц», я демократичен.
«Отпустила б орденоносца-то, — не вслух подумал я, — у товарища конвульсии».
— Нашел, блин, барышню. Совсем, блин, чурки распустились, по-русски не выражаются, все б выеживаться…
Да! Да, действительно, и зачастую даже — да, меня принимают в России за богатого азербайджанца, да. Но что ж тут поделаешь? Действительно — да, люблю яркие колера одежды, и загар несмываем.
И брюнетист, да.
Но зачем же так унижать-то? По нац. признаку. Всюду люди. Всюду жизнь. Блин. Можно подумать…
— Мадемуазель, — сказал я от безвыходности покладисто, — что ж мне делать? Я — того… Сам не умею. Нужда у меня…
— А ты иди…
Девушка из гестапо отмотала ветерана, он сипанул и завоскресал на глазах. Правда, шеи не раскособочил. На груди у него блеснули знаки «Заслуженного чекиста СССР» и «60 лет в строю». Я пожалел о том, что пожалел. Вот всегда так, куда я, торопыга, со своим гуманизмом.
— …А ты иди в платную.
— Не понял, — сказал я.
— В платную иди, хачик. Раз денег много (деваха оценила фуляр).
— А здесь что — бесплатная?
Я вспомнил «мужская стрижка афра — 25 тысяч» и оглядел рабочий зал. Стрекучий.
— Иди где за деньги!
Я еще раз обозрел зал «Далилы».
В углах валялись горы нечистых локонов, прядей, грив и оволосений головы.
По-моему, завалы шевелились.
Мне страсть как захотелось в платную.
За деньги где.
Можно даже не «афру», но за любые (в пределах разумного) деньги. И чтоб чисто, светло — чтоб! Не заразно чтоб! Чтоб стригущий чтоб, но — дался ж он мне — не лишай. (Не опоясывающий, не стригущий — по несложно ассоциативной связи с ниже и вышеописанными событиями… — М. Г.) Чтоб — «а паразиты — никогда!» Чтоб!!! За деньги.
Бестолковому, но счастливеющему не по дням, а по часам, симпатичнейшему, в сущности, чурке было снисходительно объяснено, что напротив есть мужской салон красоты. И там — за деньги.
Я перешел проспект Мира. Я позвонил в звоночек рядом с дверкой, одолженной у броненосца.
271