Скандинавские же девушки морозоустойчивы, особливо за свои сбережения — сольвейги: «Ты пришла ко мне на лыжах!» — но покрыты крупной, только что ощипанной и шипящей боевой гусиной кожей гусынь (вот к чему это я, помните, «как с гуся вода…»).
Мой Телемак («Троянская война — анжамбеман — окончена…»[334], И. А. Бродский), тем временем изрядно повзрослел — на момент отцовского возвращения законно сыну двадцатник с гаком. Сидит, значит, достает Навсикаю, комплексы ковыряет. И как описано мной в предыдущем этюде — на остров прибывает Телегон (если кто подзабыл — мамзер от волшебницы Цирцеи, тоже мальчик продвинутый) и тоже со своими эдиповыми прибабахами. Представляю, как воспитывала Телегончика его волшебная мама. На живом примере извращения в особо опасной форме — превращения буквально каждого чего-либо стоящего мужика в свинью (ела ли Кирка свинину? — см. «Общество чистых тарелок»).
Сам я, чаще количественно, в молодости, но и в зрелые годы тоже — и качественно, — сам я регулярно бывал обращен в свинью. О чем вспоминаю со стыдливым удовольствием.
Девушке, понятно, с опытом девушке — очень легко превратить меня в свинью. Девушки к этому креативному, но деэволюционному акту предрасположены как собственной конституцией, так и строем психики, генетической памятливостью (см. тещ, которые тоже, м. п., были девушками), воспитанием, средой и влиянием на них луны и безденежья. Впрочем, это не принципиально (все-таки Кирка поросятину ела!).
Положа руку, я даже и не упомню, когда мне при достаточно плотном и регулярном графике взаимодействий с избранницей удавалось избежать похрюкиванья.
Представляете: одинокая женщина, сын растет, в доме полно свиней и кандидатов (остров Цирцеи — Эя — был популярен; туристы валом шли). Европейские и евроазиатские народы живо сохранили светлую память об этом золотом веке туризма в пословицах и поговорках. (Домашнее задание: замените в каждой припомнившейся вам метацирцеанской поговорке, прибаутке и присказке слово «свинья» на слово «муж», «мужик», «мужчина» — по вашему выбору. Например: «доброй свинье — все впрок», «русише швайне», «как свинью ни корми…», «посади свинью за стол…», «нам не страшен серый волк…» и т. д., и т. п.)
Женщины тоже сохранили память о золотом веке в своем специальном суфражистском лексиконе. Культ Цирцеи очень популярен, закрытые курсы читаются волонтерками во всех феминистских институциях (см. «Ла иша»[335]). Проблема с движением розовых, но верю — скоро наука выйдет на новые рубежи трансплантации и вопрос пересадки пятачков на рыла будет решен полностью!
Кстати, о новых русских. Когда Телегону наскучило домашнее образование, а его глубокоуважаемая мать-одиночка не могла уже ничем удивить пытливого и закаленного полукровку (полуахейца-получудовище), Телегон поехал на родину отца. Жить-то надо было, поэтому юноша, неприспособленный к жизни, по пути к месту прибытия продолжал потихоньку предаваться хорошо ему знакомым по дому занятиям: грабил, пиратствовал. При попытке изъять скот у всяких там скобарей (в данном случае это были стада Одиссеевых подданных) и произошел криминальный эксцесс, закончившийся известно как. Козопасы известили свою крышу, Улисс поехал на разборку, Телегон неконвенционально угрохал неопознанного папу с помощью неконвенционального же оборудования — копьем с наконечником не как у людей, а из шипа то ли ската, то ли еще какого гада. Пока разобрались, пока базар, то да се — нет человека, героя, любимца богов (кстати, куда смотрела А. Паллада и другие правоохранительные органы божественного правопорядка?).
Но дело сделано — мертвого отца двух сыновей не воскресить!
Поэтому попрошу смотреть направо. Мы приплыли — там справа целые колонны с ордерами. Коринф — оттуда мы отправляемся, наконец-то посуху, минуя Микены, в г. Нафплион, аргосского княжества. О котором, городе Нафплионе, замечательный писатель (вот уж кого бы, вне всякого сомнения, заинтересовали темы наших этюдов и кому было что сказать — см. «Тропик Рака», «Тропик Козерога» и др. работы покойного, к сожалению, литератора и лукавца) Г. Миллер высказался так: «Это нафплионцы думают, что Нафплион это полу-Венеция — на самом деле, это полу-Румыния».
Мы с Генри Миллером, пожалуй, пойдем до конца, нам не занимать упорства в деле разоблачения половых нравов, мы это, когда без ничего, — безгранично любим. Возвращаемся к мифу, вперед, т. е. назад.
335