Выбрать главу

IV

Военные действия поутихли, и Петр решил навести должный порядок в обучении будущих солдат и офицеров. На военную службу дворянин зачислялся с пятнадцати лет и должен был начинать ее, по выражению Петра, «с фундамента», что означало – рядовым солдатом в армии и матросом во флоте, и царь старался строго следить, чтобы дворяне были при деле.

Набирая недорослей для обучения в навигацкой школе, царь делал им свой смотр: приподняв волосы со лба будущего ученика, смотрел ему в глаза, стараясь угадать способности: «В сем малом будет путь…», «Станет стараться, тогда мои сомнения развеет…», «Ладно, увидим, что получится…» – каждого сопровождал теми или иными напутствиями. Распределяя дворян по полкам и школам, ставил условные «крыжи» против фамилий людей, годных в службу, в московское или в заморское учение. Ученики навигацкой школы по ее окончании «не к единому мореплаванию должны быть потребны, но к артиллерии и гражданству». Петр надеялся, что обученные люди, многое познав, многое еще и откроют, и среди тех открытий, возможно, будут философский камень, квадратура круга, вечный свет и вечный двигатель. За изобретение вечного двигателя назначал награду – тридцать тысяч рублей.

Строгости были большие, а все же находились ловкачи, старавшиеся обойти закон. Указом 1714 года царь повелевал: «Понеже многие производят сродников своих и друзей в офицеры из молодых, кои с фундамента солдатского дела не знают, ибо не служили в низких чинах, а иные служили только для вида по нескольку недель, а потому таким потребно составить ведомость, сколько есть таких неправильных чинов, и вперед, сказать указ, чтоб и дворянский народ и иных со стороны отнюдь не писать, которые не служили солдатами в гвардии». Список лиц, производимых в офицерские чины, Петр часто просматривал сам, и беда была как самому неправильно произведенному, так и допустившему такой подвох.

Непорядков было много, «ибо не без греха есть в том, – писал Петр, – что такие, которые много служили, те забыты и скитаются, а которые нигде не служили, тунеядцы, те многие по прихотям губернаторским взысканы чинами и получают жалованье довольное».

Оказалось немало дворян, умевших раздачей взяток и другими уловками избегать государевой службы и «прохлаждались лежебоками по своим деревням. Много было послано указов во все города о дворянских недорослях и самого дворянина, чтобы оный был прислан по государеву требованию, а он по старому уложению дожидается третьего указу, и буде ничем отбыть не могут, то уже тогда пришлют. И в таком ослушании указов иные дворяне уже состарились в деревнях живучи, а на службе и одной ногою не бывали».

Прости-прощай, вольготная жизнь под родительским кровом, прощайте, утехи молодеческие, барское разудалое раздолье, безунывная жизнь, – царь Петр до всех добрался, требуя службы от одних, ученья – от других.

В классах московской навигацкой школы число учеников перевалило за четыре сотни, и в помощь главному учителю Леонтию Магницкому для наблюдения за школярами было велено выбрать из них же «десятских добрых людей, и всякому смотреть в своем десятке или отделении, чтобы ученики не пьянствовали, от учения самовольно не отлучались, драк ни с кем и обид никому ни в чем не чинили». За провинность учеников стегали плетьми приставленные для того солдаты, состоявшие при школьной канцелярии.

Если при перекличке обнаруживалось, что кого-то из учеников нет, то за эти «неты» с состоятельных дворянских сыновей за прогульные дни взимались большие штрафы – по пяти, десяти, а то и по пятнадцати рублей, и те деньги взыскивались строго. У виновных забирали их холопов и били на правеже по ногам до тех пор, покуда господин не доставит требуемых денег за прогул и выручку своих холопей. А ежели у загулявшего холопов не было, то ставили на правеже его самого, давая знать о том родителям, и били до тех пор, пока родные не откупятся или товарищи не сложатся и не уплатят штрафа.

За побег ученику грозила смертная казнь, а родственникам за ходатайства о снисхождении – галерная или иная каторга. В учебных классах строго запрещалось устраивать большое шумство. Выбранные десятские не могли наводить порядок из опасения прослыть ябедниками и вызвать ненависть товарищей. Тогда, по приказанию царя, в каждый класс посажен был особый дядька из старых солдат, коему вменялось в обязанность «иметь хлыст в руке; и буде кто из учеников станет бесчинствовать, оным хлыстом хлестать, не взирая, какой бы знатной фамилии ученик ни был», да следить еще, чтоб не заглядывали в окна, потому как «вид на улицу похищает мысли молодых людей и подлежать учениям не допускает».

Великовозрастные школяры не прочь были пригубить чарочку, в хмельном пылу подраться с обывателями, забраться в чужую кладовую и пошарить там, а то из озорства разобрать, сломать забор или припереть дверь дома так, чтобы хозяевам не выйти. Пойманные на месте школяры – проси не проси пощады – тяжко расплачивались за свои бесчинства.

Хотя и грозила жесточайшая расправа за побеги, но когда казною отпуск денег надолго задерживался, многие все же разбегались. Так случилось и в 1714 году во время заграничного путешествия царя Петра, – ученики пять месяцев не получали кормовых. Генерал-адмиралу Апраксину, в ведении которого находилась навигацкая школа, было отправлено донесение о том, что оставшиеся школяры «не только проели свои кафтаны, но истинно босыми ногами ходя, просят милостыню у окон»; что ежели школе дальше быть, то «ей потребны деньги, а коли оные даваться не будут, то лучше всех распустить, понеже от нищенства и глада является от школяров многие плутости». Эти «плутости» доходили до того, что ученики собирались в шайки для разбойных нападений на погреба и кладовые градожителей, а те, защищая свое добро, гонялись за навигаторами с дрекольем и спускали на них цепных собак.

– О сколь великие беды и от учения и от государевой службы, – стонали господа дворяне.

Воинская служба издавна велась на Руси, и дворяне еще кое-как мирились с такой жизненной тягостью, но назначение во флот было равносильно великому несчастью. Как им, сухопутным, знавшим лишь свои поместные речки, отдавать себя на произвол Нептуновой власти в безбрежных и вельми глубоких морях?.. При мысли об этом в глазах мутилось и начиналось помрачение ума. Но потому, что отважных до морского учения было мало, царь Петр очень радовался успехам каждого из них. Всем навигаторам ставился в пример Конон Зотов, сын первого учителя царя Никиты Зотова, потешного прейсбургского патриарха всешутейшего и всепьянейшего собора. Его сын Конон был послан в Англию изучать навигацию и сопричастные с ней мореходные науки и, когда успешно закончил курс, то просил отца исхлопотать у государя продление учения, чтобы познать все сложности и тонкости умелого мореплавателя. Никита Зотов отвечал ему: «Просишь меня, дабы позволено было тебе в Англии еще служить на кораблях; которое письмо изволил великий государь вычесть и с премногою милостью тебя похвалить и за первого охотника на те государские любимые дела вменить, и десницею своею то письмо благословить и про твое недостойное такие монаршеские милости здоровьишко пить кубок венгерского, а потом изволил к тебе с великою милостью писать, о чем мы попремногу радуемся».

В своем письме Конону Зотову Петр писал:

«Вчерашнего дня я видел письмо у отца вашего от вас ко оному писанное, в котором смысл тот есть, чтоб вам обучиться службе на море принадлежащей; которое ваше желание зело мы любезно приняли и можем так сказать, что мы ни от единого человека из россиян такого подобного прошения не слыхали, в котором вы первый обрелись, понеже зело редко случается, дабы кто из молодых, оставя в компаниях забавы, своею волею шуму морского слушать хотел. Впрочем желаем, дабы господь-бог вам в сем (зело изрядном и едва не первом на свете почитаемом) деле благословил и счастливо во свое время к отечеству возвратил. Piter».

Без промашки в отборе людей не обходилось. Были такие, что воды пуще огня страшились, – и качка их одолевала, и морская болезнь с ног валила. Но и не один Конон Зотов смельчаком себя проявил. Едва ли в чем уступал ему ученик венецейской навигацкой школы Димитрий Шорников, заслуживший похвалу при самых строгих испытаниях. Царь Петр самолично делал ему проверку знаний корабельных снастей и подачи команд, довольствуясь скорыми и четкими ответами, а также и тем отзывом, какой дали о Шорникове его корабельные учителя.