Он рушил вековечный покой земных недр, приказывая добывать руду и другие ископаемые, вести лесные разработки, но так, чтобы не было бесцельного и небрежного истребления деревьев, оберегаемого им корабельного и строевого леса. Велел не захламлять порубок, из древесных отходов делать тележные оси, а щепу и сучья пережигать на поташ. Предписывал генерал-майору Якову Брюсу «приставить доброго человека делать дубовые лафеты к пушкам, да дуб берег бы, не рубил самого крупного, да и тот, что помельче, распиливал бы вдоль, а не поперек, чтоб лесу не было истратно».
Эх, какие дела развернул бы он по всей России, если бы не трата людей, денег, времени, общих народных сил на войну! Он совсем не был воинственным государем, в отличие от своего противника короля Карла XII, готового вести войну ради нее самой и находящего в этом цель своей жизни. И приходилось Петру воевать с ним не для своей утехи, а чтобы дать России место у Балтийского моря, которое для северных европейских стран было таким же важным, как для южных, – море Средиземное.
Но мир таков, что в нем вместо созидания жизни требовалось ее разрушение, причиняемое войной. Значит, следовало учиться и этому смертоносному делу. Пусть не смущают и не угнетают его, Петра, испытываемые поражения, ибо нечаянные успехи могут породить опасную беспечность и надежды на всегда легкие победы, а нужна некая постепенная последовательность в применении военной сноровки: пускай сперва русские воины научатся побеждать неприятеля малочисленного, имея над ним свое численное превосходство; потом – побеждать, будучи равносильными, и, наконец, добывать победу, имея меньше сил, нежели неприятель.
Петр требовал от своих генералов умения самим верно оценивать положение и, применившись к обстановке, действовать самостоятельно, не дожидаясь его указаний.
Было предположение, что Карл XII, направив свой путь к Смоленску, нападет потом на Москву, и, опасаясь этого, Петр велел соорудить вокруг кремля и Китай-города земляные валы с глубоким рвом перед ними. Для этого инженером Корчминым, руководившим работами, были закрыты ближние проезды, снесены многие жилые постройки, подвинуты в сторону Харчевой и Охотный ряды, перенесен на новое место Аптекарский сад, а все хлебные запасы свезены в кремль, где и велась торговля. По приказу Петра, наблюдать за всеми работами должен был его сын, царевич Алексей, но тот не проявлял никакого рвения к этому.
Желая прекратить войну, Петр через бывшего при саксонском дворе французского министра Безенваля предлагал Карлу XII заключить мир на условиях оставить за Россией Ингрию с городами Кроншлотом, Шлиссельбургом и Петербургом. На это шведский король отвечал, что о мире он будет говорить с русским царем в Москве, когда царь возвратит все завоеванное им и заплатит тридцать миллионов за понесенные Швецией военные издержки; что скорее он, Карл, пожертвует последним человеком своего государства, чем оставит место, называемое теперь Петербургом, в руках русского царя. А в добавление к этому шведские министры объявили намерение своего короля свергнуть царя Петра с престола, уничтожить регулярное русское войско и разделить Россию на мелкие княжества. Генерал Шнарр уже был назначен московским губернатором и грозил, что они, шведы, русскую чернь не только из Москвы и не только из России, но отовсюду плетью выгонят и совсем со света сживут.
– Брат мой Карл хочет стать Александром Македонским, – усмешливо сказал на это Петр.
VI
– Слышишь?..
– Слышу.
– Не пальба ли в добавку к грозе?..
В умах обитателей города Шклова смятение: только ли Илья-пророк, не дождавшись своего законного дня, прокатывается на громовой колеснице по небу, ухабистому от нагромождения туч, или к этому грому добавляется пушечная пальба? Только ли одни молнии озаряют рано завечеревший день, или его сумрак вспарывают и подсвечивают огневые вспышки доносящихся до города орудийных выстрелов?
– Слышишь?..
– Слышу…
В надвинувшейся душной июльской сумеречной мгле не предвещалось ничего доброго. Три дня назад с такой же грозовой добавкой гремела Головчинская битва, а налетевшая нынче гроза не хочет ли помогать битве здесь? Неужто и сюда придут свей?..
– Мое рассужденье такое, – говорил на собравшемся в Шклове военном совете фельдмаршал Шереметев. – Понеже неприятель, как ведомо, движется к Могилеву, и оное место за его отдаленностью и торопливостью шведов подготовить к отраженью осады теперь стало поздно, то… – покусал фельдмаршал гладко выбритую губу и почесал переносицу, еще раз обдумывая свое предложение.
Его внимательно слушали генерал светлейший князь Меншиков, министры: граф Головкин, князь Григорий Долгорукий и еще шестеро генералов: Репнин, Брюс, Гольц, Алларт, Рен и Дальбон.
– …то, – продолжал фельдмаршал, – перебравшись на сю сторону Днепра, стать всей нашей кавалерией и частью пехоты по Днепру от Шклова до Могилева.
– По возможности держать неприятеля и переправу ему через Днепр не давать, – подхватил слова фельдмаршала Меншиков. – Стараться перенять все броды.
– То – так, – согласился Яков Брюс. – А остальной пехоте идти к Горкам с артиллерией и обозами.
Князь Григорий Долгорукий провел пальцем по карте от Шклова до Могилева и усомнился.
– Долго не сдержать неприятельскую переправу.
– Ну, а когда окажется невозможным переправу дальше ему возбронить, то… – опять покусал губу и почесал переносицу Шереметев, не сводя с карты глаз, – то уступить ему тогда переправу, а каждой нашей дивизии конницы будет способнее добрым порядком дойти до Горок, где, соединясь со всею пехотой, смотреть, каковы будут неприятельские обороты: обратится ли швед дальше идти к Смоленску или к Украине.
– И, упреждая, всячески путь ему преграждать, – добавил Меншиков.
На том и порешили.
Карл XII вошел в Могилев и разместился в нем со своим войском надолго. Русские лазутчики и схваченные языки сообщали, что король дожидается прихода из Лифляндии генерала Левенгаупта с шестнадцатью тысячами войска, артиллерией и провиантом, потому как с едой в Могилеве худо. И еще – ждет вестей о восстании в Малороссии против русского царя.
– Кто же там бунты для него готовит? У гетмана Мазепы все спокойно, и положиться на него можно, – не давал веры такому сообщению находившийся в Горках Петр. – А что с едой шведам в Могилеве худо, то хорошо!
– Худо, худо с едой, и взять ее негде, – доносили перебежчики из немногих еще остававшихся в Могилеве жителей.
Переменчиво и обманчиво военное счастье. То скорую и нежданную удачу пошлет, о какой и не мыслилось, а то во всех мелочах продуманный план окажется ни в какой мере не выполнимым. Петру вспомнилось: когда он в минувшем году выехал из Варшавы и разместил войско у берегов Вислы, то Карл XII, не находя возможности навести мост, решил переплыть реку со своими драбантами на мелких лодках, чтобы высмотреть расположение русских войск, и один русский отряд тогда напал на него. Карл едва-едва спасся, кинув всех сопровождавших его охранителей, которые порубленными пошли на дно Вислы. Захватили бы тогда шведского короля – тут бы и войне конец.
С обеих сторон, и с шведской, и с русской, одолевают бога мольбами о ниспослании победы, и, должно быть, теряется бог в своих решениях – кому расположение оказать? Пускай-де попеременно – то викторию, то конфузию обретают.
Ох и ох!.. Умей успевать оглядываться, где бы, кто бы не предал тебя. К примеру, бригадир Мюленфельдт – заверял себя верноподданным, а дождавшись приближения шведов, нарочно отступил и дал им занять Гродно через два часа после того, как он, Петр, выехал из города. Велел арестовать Мюленфельдта, как изменника, а он из-под стражи бежал. Как так?.. Кто допустил?.. И теперь Мюленфельдт оказался на службе у шведов.
Так вот оно и идет: то ты настигнешь Карла и почти за шиворот схватишь его, а то он тебя.