Седые волосы, землистый цвет лица, бедное платье — Исида была неузнаваема! Перед Секари стояла старая женщина… Когда она села в лодку перевозчика — мужчины неопределенного возраста и высокого роста, — Секари остался сидеть и даже не посмотрел в ее сторону.
— Ты согласишься отвезти меня в долину огня?
— Это далеко и дорого. У тебя денег не хватит.
— А сколько нужно?
— Мне — лишь кусок хлеба да кружку холодной воды! А нет ли у тебя золотого кольца?
— Вот оно.
Перевозчик внимательно и долго его рассматривал…
— А еще мне нужна первосортная ткань, что по цене равна пятидесяти меркам полбы и бронзовой вазе!
— Вот.
Перевозчик пощупал ткань и сложил ее.
— Тебе известны Числа?
— Небо — это Единица. Двойка означает созидательный огонь и сияющий светом воздух. Тройка — это все боги. Четверка — это направления пространства. Пятерка открывает разум…
— Раз ты умеешь управлять лодкой, она довезет тебя до цели. Избегай комнаты убийства — там поджидают тебя союзники Сета.
Перевозчик сошел с лодки, которая сама собой поплыла в сторону великого озера… Секари остался на берегу.
Долину огня покрывал густой туман. Лодка сама выбирала себе дорогу в путанице рукавов реки и остановилась перед поросшим травой островом. Там, отчаянно жестикулируя, жрецы храма Себека взывали о помощи.
Ловко управляя рулем, Исида направила лодку в их сторону. Презирая опасность, она хотела спасти их.
Но, спрятавшись за спинами своих заложников, которые были вынуждены им помогать, союзники Сета потрясали копьями. Еще секунда — и…
Но над островом пролетел пеликан. Из своего клюва он выпустил солнечный луч, чья сила немедленно рассеяла туман и сожгла комнату убийства и ее пыточные приспособления.
Жрецы, целые и невредимые, радостно приветствовали свою спасительницу.
— Пусть клюв пеликана снова откроется для тебя! — сказал Исиде глава священной коллегии. — Пусть засияет над тобой возрожденный день! Пеликан, отдавая свою плоть, чтобы прокормить своих птенцов, воплощает в себе благородство Осириса. Так возрождаются реликвии Верхнего Египта. И ты, придя сюда, вдохнула в них удивительную силу.
33
За завтраком Сенанкх, обычно такой веселый и разговорчивый, едва притронулся к пище, но зато пил значительно больше обыкновенного.
— Ах, Медес! Жители Мемфиса изнывают от страха, а мы не способны обеспечить их покой!
— Разве Великий царь не должен был бы сейчас вмешаться?
— Нам неизвестно, где сейчас фараон, — шепотом признался министр. — Дом царя не получает от него никаких указаний.
— А царица?
— Она молчаливо сидит в своей комнате и никого не желает видеть. Боги прогневались на Египет: визирь умирает, Сехотепа ждет приговор… Мне нужно было бы взять на себя какие-то государственные дела, но у меня руки связаны в отношении безопасности. Ни армия, ни стража меня и слушать не хотят.
Медес сделал вид, что сильно испуган.
— А Сесострис… Сесострис?
— Никто не смеет произнести рокового слова. Возможно, он удалился в какой-нибудь храм… Как бы то ни было, смерть Икера сломала его, и государство осталось без правителя…
— Значит, нужно назначить преемника Несмонту и использовать армию, — решительно произнес Медес.
— Это бы, конечно, так… Но каждый высший офицер имеет за собой целый клан своих родных и ставленников, которые рвут его на части! Признаюсь тебе: мы находимся на грани гражданской войны, и я не вижу никаких средств, чтобы ей противостоять. К нашему счастью, заговорщики наносят пока только одиночные, точечные, удары… Если бы у них лучше была поставлена информация, они уже давно развернули бы наступление всеми своими силами и с легкостью завладели Мемфисом!
— Немыслимо! — воскликнул Медес. — Ну, давайте хотя бы мы с вами будем действовать сообща!
— Эх… Стража слушается только Собека, а армия — только Несмонту. В их глазах мы с тобой всего лишь насекомые, и нами можно пренебречь.
— Я не осмеливаюсь вас понять…
— Оставаться в Мемфисе — безумие. Нам с тобой никуда не деться ни от нападения террористов, ни от бунтов. Режим вот-вот падет, нам нужно уезжать.
— Нет, что касается меня, то я отказываюсь. Сесострис вернется, и порядок восстановится!
— Твоя отчаянная храбрость меня восхищает. Но пойми: при некоторых обстоятельствах это становится глупостью. Отрицать очевидное бесполезно.
Медес прекратил жевать и кубок за кубком стал залпом пить вино… Наконец он остановился.