Собрав последние силы, Икер схватил свой кубок и попытался запустить им в чудовище.
Но сзади на него прыгнул Шаб Бешеный. Резким силовым приемом он заставил Икера выпустить оружие, связал ему руки за спиной и силой усадил на стул.
— Силы покидают тебя, — произнес Провозвестник. — Древние рецепты из храма Сесостриса меня многому научили. В том, что касается токсикологии и разных ядов, ученые Египта не имеют себе равных. Применение в терапевтических целях ядов змей и скорпионов заслуживает восхищения. Я несколько подпортил вкус твоего вина, добавив в него смертельную дозу одного прекрасного средства, и теперь новая религия запретит употребление вина и алкоголя в любых их видах. А ты — погибнешь… За грехи твоего распущенного народа и этой проклятой страны…
В комнату вошла Бина.
— Вот ты наконец и повержен! И не способен бороться! Ты считал себя стоящим на вершине, но катишься вниз. И твое низвержение доставляет мне радость!
Икер, весь в поту, полупарализованный, чувствовал, как силы покидают его, как уходит жизнь…
— Перед тем как тебя поглотит небытие, — снова заговорил Провозвестник, — я хочу в двух словах обрисовать тебе ближайшее будущее твоей страны. Твоя гибель разрушит основание Обеих Земель. Потрясенный Сесострис станет жертвой несчастий. Близкие его покинут, Мемфис испытает на себе гнев моих учеников. Выживет только тот, кто обратится в новую — истинную! — веру. Неверные и неверующие будут сметены с лица земли. Будут запрещены скульптура, живопись, литература, музыка. Будут переписываться только мои пророческие слова. Их будут повторять без конца и не останется никакой необходимости в другой науке. Любой сомневающийся будет истреблен. Женщины, как существа низшие по сравнению с мужчиной, будут заперты в своих жилищах. Они будут служить своим мужьям и родят им тысячи тысяч наследников, чтобы создать из них огромную армию победителей, которая навяжет нашу веру всему миру. Ни один, даже самый маленький кусочек их тела не будет открыт. У каждого мужчины будет столько жен, сколько он пожелает. Золото богов даст мне возможность создать новую экономику, обеспечивающую богатство моих верных. Но — главное, Икер! — Осирис больше никогда не воскреснет!
— Нет, не будет твоей победы! Моя смерть ничего не изменит. Фараон уничтожит тебя!
Провозвестник засмеялся.
— Ты не спасешь свой мир, маленький писец, потому что я приговорил его к смерти. Меня уничтожить нельзя.
— Ошибаешься… Свет… Свет победит тебя!
Губы Икера сомкнулись. Огонь пробежал по жилам, его члены свело судорогой, взгляд угас. Но мысль еще работала, и он внутренне сосредоточился…
Смерть не пугала его, потому что он отвел силы зла.
Он мысленно просил фараона, своего отца… Его последние мысли были обращены к Исиде, всегда такой близкой и теперь такой далекой… Он запечатлел свою любовь к ней в прощальной улыбке. Он был уверен, что она его не оставит…
Бега первым освидетельствовал труп.
— Он больше не будет нам мешать, — ледяным тоном произнес он.
Резким движением он сорвал золотое ожерелье Царского сына и бросил себе под ноги скипетр «Могущество». Потом отбросил полотно, прикрывавшее что-то в углу. Там оказался деревянный саркофаг.
С помощью Шаба Бешеного он положил туда тело Икера.
— Унесите его, — приказал Провозвестник. — И положите возле храма Сесостриса. Мне нужно еще кое-что сделать…
— Буря усилилась, господин, — с беспокойством сказала Бина.
Он ласково погладил ее по волосам.
— Неужели ты думаешь, что простой ветер пустыни помешает мне вскрыть гробницу Осириса?
— Будьте осторожны, мой господин! Говорят, что магическая защита этого места не позволяет никому приближаться к гробнице.
— Икер умер, и духовная связь пресеклась. Передо мной не устоит никакая стена — ни видимая, ни невидимая!
Песок проникал везде…
Исида закрыла окна и двери. Но его все равно было много и выметать теперь было бесполезно.
Вой ветра заставил Исиду вздрогнуть. Ветер выл в ветвях деревьев, и его стенания словно шли на приступ домов и строений. Нигде нельзя было укрыться.
Исида почувствовала острое беспокойство.
Почему не возвращается Икер? Может быть, занятый устройством каких-то мелочей в храме, он остался там до окончания бури?
Но внезапно юная жрица ощутила острую боль, буквально чуть не разорвавшую ей сердце. Она была вынуждена сесть и с трудом перевела дыхание.
Никогда ее еще не мучила такая сильная тревога.
На низком столике засияла странным светом золотая дощечка… Преодолевая боль, Исида взяла ее в руки.