— А теперь начинается этап, который я ненавижу всеми фибрами души, — я скривился. — Сейчас мы будем ждать, когда корабли вернутся с товаром в Амстердам. Полагаю, что это произойдет не раньше, чем полтора-два года?
— Да, приблизительно так, — кивнул Криббе.
— Надеюсь, что к тому времени что-нибудь уже решат с Саксонией, — насколько я понял, основная проблема заключалась в том, что Август не просил нас как-то помочь с пока что его захваченным регионом, потому что мирный договор не был заключен и Саксония официально все еще принадлежала ему. А также он не позволял армии Российской империи пройти через Польшу и расположиться поближе к границе до того момента, как священник объявить Марию моей женой. Вот тогда опять чисто на бумаге Саксония уйдет в качестве приданного Российской империи, и мы сможем с чистой совестью атаковать. Вот только сдается мне почему-то, что именно проблема с переброской армии, вот что будет перед нами маячить на постоянной основе, неважно в каком статусе будет пребывать эта чертова Саксония Шредингера.
— Ваше высочество, — Олсуфьев поднялся из своего кресла, в которое он снова упал, после того, как приветствовал мое появление. — Вы будете просматривать планы, принесенные господами Ломоносовым и Эйлером?
— Конечно буду, — я расстегнул камзол, подумал и вовсе снял. Хотя с него уже срезали и убрали все лишние и он даже снабдился несколькими карманами, работать в нем все еще было сложно. Повесив камзол на спинку кресла, я сел за стол, приготовившись к кропотливой работе. Уж в чем-чем, а в чертежах, планах и разных схемах я разбирался, даже, если это были не планы прохождения труб. — Никто не знает, чем Петька Румянцев занимается, валяясь на диване, прямо перед этой дверью, — я кивнул на входную дверь.
— Он изучает карты Саксонии, ваше высочество, — быстро ответил Шувалов.
— Зачем? — я даже отложил в сторону первый план, удивленно посмотрев на Ваньку.
— Говорит, что просто так, на всякий случай, — развел руками Шувалов.
— Я с него дурею иногда, — махнув рукой, я схватил отложенный в сторонку план и приступил к его детальному изучению. Надо сегодня обязательно закончить текучку, чтобы завтрашний день действительно посвятить Марии. Прислушавшись к себе, я хмыкнул, никогда бы не подумал, что могу так сильно по ней соскучиться.
Глава 2
— Я так волнуюсь, — Мария откинулась на спинку сиденья кареты и посмотрела на сидящую напротив нее служанку, слабо улыбнувшись.
— А вам-то чего волноваться, ваше высочество, — Гертруда вздохнула. Пока они жили в монастыре, она приняла православие вслед за своей госпожой. Почему-то в тот момент это показалось ей правильным. — Пускай его высочество волнуется. Он вас уже несколько месяцев не видел, так что вот у кого руки должны дрожать.
— Не говори глупостей, я вообще не помню, чтобы у Петра дрожали руки когда-нибудь. Наоборот, когда он чем-то взволнован, то ведет себя скверно, очень зло и расчетливо одновременно, — Мария вздохнула и тут же поморщилась. В монастыре она привыкла носить менее вызывающие платья и сейчас вырез, который, к слову, при дворе посчитали бы вполне себе скромным, вызывал у нее легкое раздражение.
— Вы просто ослеплены, ваше высочество. Признайтесь, вам весьма симпатичен ваш жених, — Гертруда улыбнулась.
— Я этого никогда не скрывала, — Мария пожала плечами, отчего грудь слегка приподнялась и декольте как будто углубилось. — Ну почему нельзя закрыть уже грудь? — раздраженно бросила она. На что получила странный взгляд от служанки и шелковый шарф, который она тут же набросила себе на плечи. — Я обязательно что-нибудь сделаю с платьями, обязательно.
— Хотите подражать жениху, который скоро последние серебряные нити с камзола велит спороть? — проворчала Гертруда, которая никак не могла понять, почему эти двое, еще даже не поженившись, почти спелись. Во всяком случае ни цесаревича, ни принцессу явно не устраивала теперешняя мода. Ну-ну, хотят составить конкуренцию французам, которые эту самую моду задавали? Посмотрим, что у голубков получится.
— А почему бы и нет? Терпеть не могу фижмы, ощущаю себя в них неуклюжей коровой. И не могу понять, зачем столько верст ткани на одно единственное платье тратить, которое, к тому же больше пяти раз все равно никогда не оденешь. Да и неудобные они.
— Вы еще скажите, что корсет хотите выкинуть, — хмыкнула Гертруда.