Анджела пролетает проход, ловит на себе заинтересованный взгляд парня. Крутится перед прилавком, перебирает пальцами блоки жевательной резинки, разложенные на открытой витрине.
— Какая ваша любимая? — обращается она к юноше.
— Любимая жвачка?
— Да. Хочу купить, но не знаю какую. Может, вы посоветуете?
Продавец откашливается. Никто еще не спрашивал у него совета.
— Мне нравится "Дентайн", — говорит он.
— "Дентайн"! Ясное дело, я тоже люблю "Дентайн", — она смеется. В ее смехе чувствуется какая-то преднамеренность. — Здесь наши вкусы сходятся.
Продавец согласно кивает. Улыбается. Он не знает, что у нее на уме, но пока все, что происходит, ему нравится.
— Сколько она стоит? Вроде сорок пять центов?
Он знает, что пачка стоит пятьдесят центов, но ему хочется показать, как он работает. Хочется произвести впечатление. Поэтому он проводит пачкой по сканеру, и на экране появляется цена.
— Пятьдесят центов, — произносит он ломающимся голосом. — Пятьдесят.
Анджела, вертя попкой, роется в карманах в поисках мелочи. Мальчик силится отвести взгляд от выреза на ее блузке, из которого прямо на него смотрят округлые прелестные грудки. Он смотрит в сторону, за нее, в проход. Снова ей в лицо. Концентрирует взгляд на ее лице.
— Нет мелочи, — говорит она, вынимая руки из карманов. — Вот только это. — И она, сконфуженно улыбаясь, протягивает ему двадцатидолларовую купюру. — Понимаю, что глупо давать вам двадцать долларов за то, что стоит пятьдесят центов.
Он успокаивает ее жестом руки.
— Не переживайте. Это обычное явление. Бывает, сюда заглядывают парни, чтобы купить банку воды, а протягивают сто долларов.
Со щелчком он открывает ящик кассового аппарата, вынимает из него сдачу. Подает девушке девятнадцать долларов и пятьдесят центов, пытаясь при этом прикоснуться к ее ладони. Она мягкая, такая, как он и ожидал.
— Благодарю, — говорит она и кладет сдачу в карман.
Ленточка на упаковке сорвана, пластинка жвачки отправлена в рот. Она наклоняется над прилавком, ее лицо в каких-нибудь двух футах от его лица.
— А ты, наверное, где-то учишься?
Юноша сглатывает слюну; молится про себя, чтобы голос его звучал по-мужски, и отвечает:
— Вроде того. Я учусь в Гамильтоне.
— Что ты говоришь? Здорово. Я дружила с ребятами оттуда и частенько ездила с ними на игры. Послушай… вот где я тебя видела. Ты же играл в их футбольной команде, так?
Краснеть он не желает. Что угодно, только не краснеть. Пытается не дышать, чтобы не покраснеть.
— Нет, — отвечает он. Ему так хочется приврать, приукрасить себя, но он не может. — Нет.
— Ты правду говоришь?
— Правду… да, я… понимаете, я участвовал в отборочных соревнованиях в команду, но… понимаете… но у меня были другие дела.
Анджела понимающе кивает головой.
— Стыдуха, — говорит она, подаваясь вперед и касаясь руки парня. Поглаживает его бицепсы. — С такими руками… Да они же враги себе, что, не так?
— Так. Конечно, так.
Ему трудно дышать от охватившей его радости. Прелестная девушка, зашедшая в его магазин, выстреливает в него прощальной улыбкой и машет ручкой. Она направляется к входной двери. Он хочет окликнуть ее, спросить, как зовут, попросить дать ему номер телефона, но его голосовые связки отказываются служить. Вдруг она останавливается, разворачивается и направляется обратно к прилавку. В его голове проносится мысль, а не собирается ли она пригласить его куда-нибудь. Не собирается ли она сделать первый шаг.
— Я нашла пятьдесят центов, — говорит она, хлопая по прилавку двумя четвертаками.
В первую секунду он ничего не соображает. При чем здесь пятьдесят центов, когда речь должна идти о свидании? Тут его осенило: жвачка. Жвачка.
— О, — только и может сказать он. — Отлично. — Он опускает поданную мелочь в денежный ящик.
— Я могу получить назад мои двадцать баксов? — спрашивает она, моргая такими милыми, большими, голубыми глазами.
Он кивает головой и вынимает из денежного ящика ее купюру. Подает ей, смотрит, как она кладет ее в карман. Наклоняет голову и смотрит в пол. Ему легче говорить, не глядя на нее.
— Послушай, — говорит он; слова застревают в горле, — может, мы как-нибудь куда-нибудь сходим?
Ответа нет. Он боится поднять глаза. А что, если она смеется над ним?
Но смеха не слышно, да и ответа не будет. К моменту, когда он собирает всю свою волю, пересиливает страх и поднимает голову, над входной дверью звякает колокольчик. Девушки нет.
Оказавшись на улице, Анджела замедляет шаги. Рой появляется из-за деревьев, растущих позади магазина, подходит к ней.
— Получила двадцать баксов?
— Да.
— И девятнадцать пятьдесят, которые он дал тебе на сдачу?
— Твоя наука, — смеется она.
— Это трюк с двадцатидолларовой купюрой, — говорит Рой. — Старейший трюк, описанный в книгах. Может быть, и не самый старый, но…
— Господи, это было так легко. Я и не думала, что это будет так легко.
— Это азы. Самое необходимое. Будет еще легче. Но учти, так бывает не всегда.
— Понимаю, понимаю. Это просто… это доставило удовольствие. Как будто сделала что-то хорошее для разнообразия.
Рой пожимает плечами. Он рад, что для нее все кончилось хорошо.
— Да нет, все это не так. Это всего лишь один из способов делать дела.
— Так что, — говорит она, — давай снова провернем такое же дело. На этой улице есть киоск "7–11".[12]
— Нет, хватит. Мы договаривались на один трюк.
— Ну давай, экое дело какой-то затрушенный киоск. Тоже мне событие. Ну как, по-твоему, я смогу совершенствоваться, если у меня не будет практики?
— Тебе и думать не следует о том, чтобы совершенствоваться, и вообще не следует практиковаться. С этим покончено.
Именно этого он и опасался. Тяги к легким деньгам. Самое первое дело, которое он провернул, было тоже с двадцатидолларовой купюрой, а потом все пошло по восходящей. Хэнк обучил его всем ходам и выходам, всем подробностям и особенностям этой системы; но именно его первое дело, трюк с двадцатидолларовой купюрой, поймало его на крючок, втянуло его в это занятие.
— Не хочешь ли пообедать? — спрашивает он Анджелу, надеясь, что она не выкинет какой-нибудь очередной фокус.
— Конечно, хочу, — отвечает она. В голосе нотки разочарования, это заметно; но на сей раз обошлось без наказания молчанием. Она разумная девочка. Она знает меру.
Зуммер из заднего кармана брюк. Лицо Роя искажает гримаса, будто кто-то впился ему в ягодицу. Он протягивает руку назад, нащупывает твердый пластиковый квадратик, подающий звуковой сигнал. Его можно настроить на подачу вибросигнала. Эту техническую новинку Рой ненавидит.
Он достает из кармана пейджер и смотрит на номер. Номер ему неизвестен, но после номера стоят четыре цифры 2420. Это код Фрэнки.
— Вот дерьмо.
— Что?
— Я получил сигнал позвонить.
Анджела, улыбаясь, многозначительно смотрит на него:
— Срочная распродажа антиквариата?
— Отдают почти даром. Мне надо найти телефон-автомат.
Анджела достает свой мобильный телефон, но Рой жестом руки просит убрать аппарат.
— Да что ты, звони, — убеждает она. — У меня оплачено пропасть сколько времени.
— Из автомата, — стоит на своем Рой. — В нашем деле надо только так.
Они быстрым шагом идут по улице, Рой пробегает взглядом по обеим сторонам улицы, выискивая телефонную кабину. Ага, вот она, на другой стороне. Рядом с гастрономическим магазином.
— Жди меня здесь. Я быстро.
Когда Рой втиснулся в узкую телефонную будку, то понял, что Анджела пересекла улицу вместе с ним. Она машет ему рукой через стекло. Рой набирает номер с экрана пейджера и ждет, когда Фрэнки ответит.